Via Baltica (сборник)

С долбаной медкомиссии я прилетел как на крыльях. Военные медики у меня обнаружили гипертонию – повышенное кровяное давление. Нормальный человек никогда бы не стал радоваться, узнав про такой диагноз – нервная дистония гипертонического типа. Так или как-то так. Но разве я был нормален? Условно, с серьезными оговорками. Надо мной словно расчистилось небо, но ликовать было бы преждевременно. Они меня не заберут, не смогут забрать, повторял я себе и Даниеле, и совал заветный листок с направлением под нос хозяину, вернувшемуся домой после удачной операции, и даже хронической комсомолке Грасильде Гедрюте, которую встретил случайно на улице: смотри, выскочка! «Выскочка», естественно, про себя, не вслух. Не буду служить – можете все провалиться! И добавил: не по причине сраного геморроя, на который ты, карьеристка, при всех намекнула на своем отчетном собрании, а потому, что теперь у меня гипертония на нервной почве, как и полагается творческой личности. Ясно? По моей сияющей физиономии Грасильда могла прочесть все, о чем я смолчал: и обиду за Даниеле, и ненависть к ней самой: ведь это она с комсомольских амвонов проклинала меня за грехи – нарушение академической дисциплины, склонность к богеме и нигилизму, это ее слова! В больницу я должен был лечь через неделю: там не хватало свободных мест. До начала обследования я старался поддерживать подобающее давление, чтобы не огорчать себя и врачей. Надо нервничать! – орал я на Даниеле, чьи щеки румянились, как деревенские яблочки, а сердце скорбело – и по мне, жаждущему всерьез заболеть, и по себе, больной неподдельно. Меня воротит от этих чернил ! – говорил я, но надо, как ты не можешь понять! От них ведь скачет давление! Я старался срываться по малейшему поводу, на который раньше не обратил бы внимания: из-за того, что улицы плохо освещены, что в забегаловке не доливают пиво: поглядите, сплошная пена! Я зверел оттого, что меня как вычеркнутого пытаются не пустить в общую университетскую читальню. Приказ! Чей приказ? Такие события выбивали из колеи и без шуток действовали на нервы: у меня действительно по-настоящему шумело в висках, звенело в обоих ушах, а ноги были как ватные. Однако – пусть это грозило дестабилизацией моему истощенному организму – я был счастлив: ну вот и все! Теперь не нужна чахотка! Над гипертонией тоже никто не посмеет глумиться, пусть только попробуют! Один тертый и мятый журналист из газеты «Спорт» в тех же самых «Пращурах», узнав о моей проблеме, рассказал про сильный и верный способ поддерживать высокое кровяное давление. Только т-с-с! Способ, конечно, был не из особо приятных, но когда пытаешься откосить от службы на подводном флоте или в пустыне, все годится, все впрок. Главное – результат, а он должен быть единственным: в мирное время к строевой службе негоден!. Такая запись в военном билете – венец моих самых заветных грез. «Хорошо, а потом?» – так часто любила спрашивать Даниеле, а я впадал в еще большее бешенство: Что потом? Чего ты цепляешься? Какое еще потом? Буду жить! Как все! Как-то на улице Чюрлениса я лицом к лицу столкнулся со Степашкиным, теперь уже настоящим полковником, в каракулевой папахе и тремя звездами на погонах – получил наконец, то, чего жаждал всю жизнь. Мы, конечно, узнали друг друга издалека, только здороваться не собирались. Зато улыбнулись оба: Степашкин злобно и торжествующе, я – фальшиво и всепрощающе. Мог ли додуматься этот осел, что я свободен (почти), что никогда не пойду служить в их поганую армию. Меня потянуло даже запустить ему вслед комком тяжелого и влажного снега: пока военные оформляли мое направление в 3-ю Советскую, а медики все не могли найти свободное место, уверяя, что некуда класть очень тяжелых больных, выпал снег. Становилось ясно: чем бы ни кончилось это комплексное обследование, в осенний призыв я попасть не могу. Разве только начнется мировая война, и тогда призовут всех до единого – рецидивистов, интеллектуалов, помешанных и калек. Дабы избегнуть случайностей, я поступал по совету того журналиста: в один дых высмаливал полсигареты «Памир», не выпуская дыма, запивал стаканом воды и без остановки пятнадцать раз приседал. Результат ощущался сразу: сердце билось как молот о наковальню, кровь колотила в виски, темнело в глазах, ноги не слушались и голова кружилась. Правда, все это быстро проходило, но журналист научил: любым способом узнай у сестрички, когда будут мерить давление, и упражнения выполняй непосредственно перед посещением процедурного кабинета. Успех гарантирован!

Однажды за этой гимнастикой меня в коридоре застала Даниеле – и так начала кричать, что у меня заложило уши. Она кричала, а я приседал – не мог остановиться на полдороге. Как только она учуяла?

– Пятнадцать! – я сплюнул на пол и, тяжело дыша, прохрипел: – Дура! Ты-ра-дуй-ся! И-ли-ты-хо-чешь-что-бы-ме-ня-за-бра-ли?