Via Baltica (сборник)

Был ли Лютаврик таким всегда? Нет, не был. В этом-то как раз и заключается не слишком длинная и, возможно, не самая интересная история о времени и его значении. История, которая сгубила (сгубила ли?) его нормальную жизнь. Кто теперь поверит, что Лютаврик когда-то закончил школу с золотой медалью? Он с легкостью мог поступить в любой институт, даже в тот, где самый большой конкурс, куда принимали лишь тех, рядом с фамилиями которых проректор ставил «галочку». Лютаврик выбрал астрофизику, все только плечами пожали. Каждый знал, что он сочинял стихи, писал музыку, почти свободно изъяснялся на английском, побеждал на математических олимпиадах. А выбрал астрофизику, странную, как считало большинство, какую-то нереальную науку. Никого не удивило, когда первую и вторую сессии он сдал на одни пятерки: так и должно было быть! Немногие замечали, как безудержно он читает, избегает прежних друзей, новых знакомств не заводит и гоняется за старинными книгами, трактующими вовсе не астрофизику, а ее почившую родственницу – астрологию, которая, как известно, значительно отличается от избранного им объекта исследований. Любой посвященный в курсе, что астрофизика изучает физические и химические процессы, происходящие во вселенной; астрология же утверждает, что планеты и звезды управляются божествами и предопределяют судьбы людей, народов, держав и разнообразные – особенно катастрофические – явления природы. Естественно, преподавателям и коллегам Лютаврик свои новые взгляды не навязывал. Поначалу над ним только посмеивались, но, заметив его безразличие, взволновались. Стали шептаться, никому не хотелось портить отношения с самым лучшим и самым способным на курсе. А парень стоял на своем, в дискуссии (даже научные!) и дружеские беседы не вступал, только улыбался – мило и снисходительно. Он даже не защищал свои иллюзорные представления, не сердился, что над ними посмеиваются, не корчил пророка или кого-то еще. В один распрекрасный день Лютаврик (уже второкурстник) перестал посещать лекции, на все вопросы отвечал одинаково, мол, у каждого свой путь, меня не трогайте, я ведь вас не трогаю. Доводы в пользу материалистического мировоззрения встречал, разводя тощие руки и улыбаясь: возможно, возможно… Словом, лучший студент стал несговорчив и неудобен в общении. Хотя больших неприятностей не доставлял никому. Не помогали ни материнские слезы, ни мудрые наставления преподавателей, которые были убеждены, что парень «оригинальничает» и не думает о последствиях. Увы! Он бросил учебу и был вычеркнут из списка студентов «за злостные прогулы и игнорирование приказов деканата». В солдаты Лютаврик никак не годился – с детства был слаб здоровьем: не хватало дыхалки (хроническое освобождение от физкультуры). Мать с ним замучилась: Лютаврик нигде не хотел работать, ничто его не занимало, кроме новой системы, которую он от всех скрывал, о которой не говорил даже близким друзьям (впрочем, таких почти не осталось). Никто не хотел связываться с идиотом! Многие догадались, что Лютаврик просто свихнулся на ниве своей великой премудрости – мировой науке известны такие случаи. Приятели начали сторониться Лютаврика. Поначалу он подрабатывал репетиторством – натаскивал выпускников по физике. Но когда поползли слухи о странностях репетитора, все родители разом отказались от такого учителя! А вдруг детки заразятся звездной болезнью! Так и было: Лютаврик нес всякую чушь, рассказывая о Валленштейне и его астрологе, опровергал известные физические законы, попросту издевался над их «нелепостью».

В те времена мы не были с ним знакомы, и я ничего не могу сказать по этому поводу. Знаю, что Лютаврик под материнским нажимом пробовал работать санитаром, сторожем, но нигде не прижился. Известно, что и в таких местах бытуют свои традиции, имеются и обязанности, с которыми Лютаврик не собирался считаться, вот его отовсюду и выгоняли.

Тогда-то Лютаврик и стал начал бродить по городу, попивать кофе, благо он был дешевый: восемь копеек, а если удавалось выпросить «двойной», то – шестнадцать. Новые приятели Лютаврика, с которыми он якшался в «Ротонде», или «Под бочкой», или в «Сове», или в «Стекляшке», и не думали потешаться над его странностью, они попросту лишь изумлялись и проявляли почтение. Дело в том, что все они были немного богема – не стриглись, целыми днями бездельничали, некоторые писали стихи, кое-кто со временем даже прославился. Независимостью и одновременно всеядностью они Лютаврика привлекали: не издевались, не гнали, угощали кофе. Таких голодранцев, как он, в их компании бывало немного. Они научили Лютаврика пить вино, не обращать ни на что внимания, спать в заброшенных домах или в парке, надоумили, как поступать, если вдруг заметут в милицию, поделились прочими «житейскими хитростями».