Время шло, а Оксана, казалось, была готова примерить на себя весь ассортимент, лишь бы ей подносил белье джинн. Он работал исполнительно, тактично, холодно, — а та только сильнее заводилась. Конец всему пришел, когда Шахрура снова сменила Валерия, отозвавшись на вопрос «Где?» кислым «Перерыв».
— Брать будете? — спросила консультант, покачав на пальце лавандовым комплектом напротив лица Вероны, когда Оксана уже упаковала свои покупки. Ведьма с мольбой разрешить собственные сомнения обратилась к подруге, но та неопределенно пожала плечами:
— Ой, ну не знаю… Куда тебе такое? Зачем?
Верона вздохнула, потупив взгляд. В голове всплыли слова надоедливого джинна, а вместе с ними необъяснимое чувство протеста.
— Буду, — кивнула ведьма. — Пакуйте.
Верона встретила Шахрура чаем и старалась не рассказывать о результатах магазинного улова. Она справилась о первом дне джинна, похвалила его за сознательность и пообещала иногда баловать кофе в перерывах. А распрощавшись и умывшись, ведьма с удовольствием закрылась в комнате с чаем и своей библиотекой. Медленно вступала в законные права ночь. Догорала на тумбе последняя ароматизированная свечка.
Ведьма укрылась теплым одеялом, ощущая на себе тяжесть пережитых приключений. Все ходили в голове мысли об Оксане и ее странном поведении, легкая обида на консультантов в женском магазине, необоснованный страх бесполезно потратить деньги, да так и не воспользоваться новым комплектом белья. Потом Верона себя ругала за мелочность, сонно прятала за ладошкой зевок. За окном умиротворяюще качались ветки дерева. Завывал поздний октябрьский ветер.
Темный бархатный покой сделал сон сладким, несмотря на все переживания. В дреме Верона чувствовала, что спустя время ночь стала отчего-то жаркой и густой, словно в осеннюю слякоть ворвалась середина июля, а родной дом переместился куда-то далеко на юг. Даже дышать стало трудно, — захотелось проснуться. Но открыв глаза, ведьма обнаружила себя вовсе не в родной постели, а под навесом тяжелого узорчатого шатра, среди расшитых золотом подушек и простыней, чей рисунок — она сразу узнала — повторял узор подаренного Шахруром палантина. Темноту разрезала тончайшая полоска солнечного света, прокравшегося под навес сквозь узкую щелку. Тяжело колыхались на горячем ветру плотные ткани. Верона слышала снаружи мерный шелест песка и звонкое пение птиц. Потянуло выбраться поскорее на свет, убежать от гнетущего мрака, и ведьма вышла, закрывая рукой от слепящего солнца не привыкшие глаза. Хотелось морщиться и стирать влагу с век.
Ведьма оказалась в оазисе немыслимой красоты. Шатер стоял на самом краю: за спиной пылили бледно-желтые пески под ярким лазурным небом, но впереди уже дышала живой свежестью зелень, пальмы самых разных форм бросали на землю причудливые тени, а вокруг прозрачного озера, отразившего на своей глади сразу все оттенки, распускались пестрые экзотические цветы. Прямо перед лицом пролетела, шумно трепеща крыльями, похожая на райскую птичку бабочка, развернулась, присела на голое плечо. Верона и правда не была одета в свою любимую пижаму. Вместо нее на теле изящно сидел новый комплект белья — только и он в рисунке кружева и вышивки приобрел восточный характер.
Жаркое солнце уже спустя считанные секунды начало жечь кожу точно так же, как любопытство обжигало ум, и Верона несмело шагнула под навес пальм. Свежесть воды манила приблизиться, потрогать, искупаться — и вот уже ведьма пробовала ее стопами. Стоило теплу обнять кожу, как ветер, до сих пор беззаботно шевелящий зелень и поднимающий пески в пустыне, вдруг стал сильнее. Он разом устремился к Вероне, подтолкнул в поясницу. Это ощущение было столь отчетливым, что на миг даже показалось: то не раскаленный воздух, а чьи-то незримые руки уговаривают ведьму не медлить. Но она, оглянувшись через плечо, никого не увидела.
«Терять нечего», — решила Верона, уверенная, что все вокруг — просто очень яркий, осязаемый, чувственный сон. Она смело вошла в воду и с силой оттолкнулась руками. Озеро уже в метре от пологого спуска стало значительно глубже, зато даже на середине ведьма могла достать дно носочками, погрузившись всего лишь до подбородка. Так и не нашлось в самом сердце навеянной Морфеем сказки ничего страшного, и какое-то время Верона посвятила беззаботному, самозабвенному купанию. Ныряла — и видела, как солнце вычурно переплетается с тенями под водой, а поднятый ногами песок опускается на дно искристой вуалью.