Вяземская катастрофа 41-го года

7 октября впервые в вечерней сводке Совинформбюро было упомянуто о тяжелых боях на вяземском направлении. 8 октября в газете «Правда» напечатали: «В течение 7 октября наши войска вели упорные бои с противником на всем фронте, особенно напряженные на вяземском и брянском направлениях». В этот же день в вечернем сообщении было объявлено, что наши войска после ожесточенных боев оставили г. Орел. Для советских граждан, давно научившихся читать военные сводки Главного командования между строк, это означало, что Вязьма и Брянск оставлены нашими войсками или об этом скоро будет объявлено. Опасаясь захвата столицы противником, в этот же день начали готовить планы уничтожения ключевых сооружений Москвы и эвакуации основных правительственных и партийных учреждений из города. Накануне комиссия по проведению специальных мероприятий представила И.В. Сталину записку с перечнем 1119 предприятий и других объектов Москвы и области, подлежащих уничтожению (разрушению) в случае вторжения немцев в столицу. В их числе были и объекты метро. 10 октября началась эвакуация оборудования важнейших предприятий столицы и людей.

9 октября Геббельс заявил, что «исход войны решен и с Россией покончено». Немецкие газеты пестрели заголовками: «Прорыв центра Восточного фронта!», «Результат марша на Восток решен!», «Последние боеспособные советские дивизии принесены в жертву!» (газета «Volkischer Beobachter» за 9 и 10 октября 1941 г.). По радио передали заявление Гитлера, что «враг сокрушен и никогда не поднимется снова».

А.Е. Голованов, бывший в то время командиром 81-й дальнебомбардировочной дивизии, подчиненной непосредственно Ставке (впоследствии выполнявший по совместительству обязанности личного пилота вождя), так вспоминал о своем вызове в Кремль 7 октября:

«Я застал Сталина в комнате одного. Он сидел на стуле, что было необычно. Сталин молчал. Напоминать о себе я счел бестактным. Мелькнула мысль, что что-то случилось, но что? Таким Сталина мне не приходилось видеть. Тишина давила.

– У нас большая беда, большое горе, – услышал я наконец тихий, но четкий голос Сталина. – Немец прорвал оборону под Вязьмой, окружено шестнадцать наших дивизий.

После некоторой паузы, то ли спрашивая меня, то ли обращаясь к себе, Сталин также тихо сказал:

– Что будем делать? Что будем делать?

Видимо, происшедшее ошеломило его.

Потом он поднял голову, посмотрел на меня. Никогда ни прежде, ни после этого мне не приходилось видеть человеческого лица с выражением такой страшной душевной муки. Мы встречались с ним и разговаривали не более двух дней тому назад, но за эти два дня он сильно осунулся.

Ответить что-либо, дать какой-то совет я, естественно, не мог, и Сталин, конечно, понимал это. Что мог сказать и что мог посоветовать в то время и в таких делах командир авиационной дивизии?

Вошел Поскребышев, доложил, что прибыл Борис Михайлович Шапошников – Маршал Советского Союза, начальник Генерального штаба. Сталин встал, сказал, чтобы входил. На лице его не осталось и следа от только что пережитых чувств. Начались доклады» [63].

Небольшое отступление, говорящее о том, как работали некоторые заинтересованные организации над рукописью книги Голованова, которую долго не разрешали публиковать. Вот только часть замечаний специалистов Главного политического управления СА и ВМФ: «Согласовать в ЦК КПСС (Институт марксизма-ленинизма); «Оценку фронтов давать по опубликованным материалам»; «Нельзя противопоставлять Рокоссовского другим советским полководцам»; «Это целесообразно опустить»; «Не надо противопоставлений»; «Зачем историю АДД давать по немецким данным?» (более крамольного, по мнению идеологов ЦК партии, и быть не может. – Л.Л.); «См. решения 24 съезда КПСС» и тому подобные. А ведь были и другие влиятельные организации. Примерно так же работали редакторы и над другими книгами, которые описывали трагические страницы нашей славной военной истории.

Кстати, о растерянности Сталина в этот тяжелый период вспоминал и И.С. Конев. По его словам, Сталин позвонил на Западный фронт с почти истерическими словами о себе в третьем лице:

«Товарищ Сталин не предатель, товарищ Сталин не изменник, товарищ Сталин честный человек, вся его ошибка в том, что он слишком доверился кавалеристам, товарищ Сталин сделает все, что в его силах, чтобы исправить положение» [65].