Вяземский

Затем повернули на север, дорога шла вдоль живописной Роны. 6 июня снова были в Лионе. Через три дня уехали в Женеву. Рона на глазах становилась уже, мелководнее… Вот и величественный Лак Леман (или — по-немецки — Генферзее) — Женевское озеро… В Женеве, в Троицын день отстояли обедню в храме Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня, переполненном русскими. И Петр Андреевич, и Вера Федоровна вспомнили, не сговариваясь, Остафьево, сельский храм с устланным травою полом, букеты полевых цветов в руках, слезы, капающие на душистые стебли… Князь навестил доживавшую в Женеве последние дни великую княгиню Анну Федоровну — когда-то жену великого князя Константина Павловича, сестру бельгийского короля Леопольда и тетку английской королевы Виктории. В этой, казалось бы, до кончиков волос европейской 80-летней старухе обнаружилось неожиданно много русского. Анна Федоровна оказалась интереснейшей собеседницей, и Вяземский с упоением слушал ее «преданья старины глубокой». Повидал Плетнева, который приехал из Веве.

Вяземский посетил вольтеровское поместье Ферней, подробно описав свой визит в одноименной статье. 12 июня «по следам Карамзина» поднялся на гору Гран Салев. Оттуда открывался прекрасный вид — весь Женевский кантон, Леман до самой Лозанны… Но Монблана Вяземский не увидел, он был закрыт плотными облаками. Это очень сердило князя — за все свои посещения Швейцарии он так и не увидел гор вблизи из-за плохой погоды. Кучер сказал ему, что вершина Монблана очень похожа на голову Наполеона, и верно: на другой день, на закате, когда облака рассеялись, Вяземский наконец увидел, что гора и впрямь напоминает шляпу, нос и лоб великого корсиканца… Он с грустью подумал о том, что Францией правит теперь смешной и жалкий Наполеон III. Впрочем, князь был убежден, что впереди Францию ожидает еще одна революция, которая освободит страну от власти венценосного проныры. Режим самозванца непрочен и ненадежен. Нельзя верить в прочность правления, при котором негодяй Дантес-Геккерен стал сенатором.

(«Загадочная сказка» и в этом случае посмеялась над Вяземским: через 16 лет он напишет большое стихотворение «Современная легенда», где назовет покойного Наполеона III «поэтическим виденьем» и «легендой современных дней». Впрочем, сделано это будет главным образом ради второй части стихотворения — длинного мадригала вдове Наполеона, экс-императрице Евгении, с которой князь свел знакомство…)

14 июня, в Женеве, Вяземский написал одно из своих лучших стихотворений — «Во внутрь блестящего чертога…», вариацию на тему притчи о мудрых и неразумных девах (Мф. 25, 1-13).

Июль застал Вяземских уже в Германии и Австрии — снова Штутгарт, Баден-Баден, Карлсбад… В Карлсруэ князь держал корректуру небольшого сборничка «За границею», который выпускала придворная типография. В сборничек вошли 12 стихотворений, из которых самым старым была «Масленица на чужой стороне», а самыми свежими — «Ницца» и «Прощание с Ниццею». К книжке прилагалась прекрасная фотография автора. На Рождество 1859 года Вяземский подарил экземпляр этой книжечки внучкам — Кате и Аре.

В сентябре князь десять дней провел в центральной Швейцарии, в Интерлакене, — в обществе супруги Александра II Марии Александровны. Познакомился он с нею, как мы помним, летом 1855 года и сразу искренне привязался к этой милой, скромной женщине, годившейся ему по возрасту в дочери. По словам князя В.П. Мещерского, Вяземский, «невзирая на свои 70 лет, питал высоко поэтический культ к изящной и умной личности императрицы». Мария Александровна, которой в 1859 году исполнилось 35 лет, была, пожалуй, самой домашней из всех русских правительниц. Дочь великого герцога Людвига II Гессенского, она искренне, всей душой приняла новую родину и стала глубоко верующей православной. Держась в тени августейшего мужа, всю себя посвящала многочисленным детям. Александр II был влюбчив, но Мария Александровна научилась сносить измены супруга молча и без упреков. Конечно, это не лучшим образом отражалось на ее здоровье, к началу 60-х Мария Александровна уже болела туберкулезом, и от ее былой миловидности почти ничего не осталось: бледное, исхудавшее, погасшее лицо, печальные большие глаза…