ВИЧ-положительная

— Никто не любит признавать свои ошибки. — Он сжимает губы в тонкую линию. — Когда исключить тебя из школы казалось правильным решением, многие его поддержали. А теперь правильным кажется это.

— Потому что ты им открытым текстом объяснила, какие они козлы и идиоты, — вклинивается Майлз. — Если бы они начали на тебя наезжать, это выглядело бы еще хуже. Вот они и решили не возникать.

— Думаете, кто-нибудь вообще меня услышал? — спрашиваю я, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не запустить руку в волосы. — Я так хорошо все сказала.

— Даже если хоть один человек что-нибудь узнал, это уже победа, — говорит Палумбо. — Я, например, узнал много нового. Теперь мы будем смотреть мюзикл совсем другими глазами.

— Я тоже, — говорит Майлз. — В смысле, я и так уже многое знал, потому что ты мне раньше говорила. И потому что у меня есть гугл.

— Ну ты даешь, Симона! — Я не успеваю ответить, как папа обвивает меня руками. — Я тебя везде искал. Где ты была?

— Я пряталась в кладовке, — говорю я, уткнувшись лицом ему в грудь. — Типа в шкафу. Уж тебе-то это знакомо.

Я жду, что он начнет читать нотации, дабы сохранить лицо перед другими родителями, но он лишь смеется и отрывает меня от земли. Я тут же вспоминаю о его больной спине. Как бы он ее не надорвал.

— По-моему, я еще никогда так сильно тобой не гордился. — Из-за папы появляется отец. — Мони, мне очень важно, чтобы ты это знала.

— Я знаю. — Я с трудом сдерживаю слезы. Папа ставит меня обратно на землю, и я указываю рукой позади себя. — Это мистер Палумбо. Я здесь сегодня из-за него.

Они пожимают руки. Майлз меня снова пихает.

— Можно мне с тобой за кулисы?

Если он сядет со мной за кулисами, то мы уже не будем ничего смотреть, и он это знает. Я закатываю глаза.

— Пойдем. — Я тяну родителей за руки. — Вы должны увидеть представление.

— Если еще остались места, — улыбается папа.

***

Довольно трудно не плакать. Отчасти потому, что декорации такие крутые, ничем не хуже бродвейских. Может, я и предвзята, что с того? Лайла со своим соло превосходит саму себя, а Рокко, как и ожидалось, сражает публику наповал. Но мой любимый момент — когда в конце все выходят на сцену. Я стою за кулисами и кричу, чуть ли не срывая голос, пока все рабочие сцены, музыканты и хор выбегают на поклон. Актеры выходят по одному, и, к моему удивлению, Эрик мне криво улыбается, пока ждет своей очереди. Может быть, возбуждение от премьеры открыло в его сердце секретный запас эмпатии или типа того.

— И наконец, последний, — слышится голос Палумбо, — но не менее важный — наш замечательный режиссер, Симона Гарсия-Хэмптон!

Я замираю. Обычно режиссеры не выходят на поклон. Я никогда не выходила, пока мы репетировали. Я оборачиваюсь, но за кулисами кроме меня больше никого. Я медленно поднимаюсь на сцену. Свет софитов ослепляет. Я почти ничего не вижу, но замечаю новую стрижку Клавдии, а значит, и Лидия где-то рядом. Все улыбаются и аплодируют, скорее всего потому, что мы на сцене, но мне это определенно нравится. Палумбо жестом подзывает меня к себе; по другую сторону от него — мисс Клейн.

И вот когда я стою там, в самом центре сцены, а все вокруг хлопают и подбадривают меня радостными криками, я понимаю, что вот он — лучший момент за весь вечер.

35

Церемония награждения победителей конкурса школьных театров не идет ни в какое сравнение с нашей премьерой.

— Думаешь, все папы делают миллион снимков?

— Скорее всего, — говорит Лидия. — Мой так точно. Только я думала, он это мне назло.

— Да ладно вам, девчонки. — Отец смотрит на нас поверх фотоаппарата. — Не усложняйте. Разве плохо, что я хочу запечатлеть такой важный вечер? Давайте, еще несколько кадров.

Я громко вздыхаю. Сегодня я на каблуках, уже где-то с полчаса, и у меня отваливаются ноги. После я выскажу все тете Камиле — это была ее идея.

— А я даже рада, что отец не обращает на меня внимания, — бурчит Клавдия, двигаясь ко мне поближе. — И мне не надо вот это вот все терпеть.

— Улыбаемся!

Я нарочно моргаю.

— Будете так много щелкать — всю память забьете, — замечает Лидия, моя всегда готовая прийти на помощь подруга. Как обычно, она выглядит лучше меня: в своем красном платье и с собранными в пучок волосами она похожа на принцессу. — Доктор Гарсия, вы тогда не сможете фотографировать саму церемонию.

— Не подсказывай, — ворчу я, разглаживая руками платье. Я чувствую себя неуютно, потому что платьев не носила с восьмого класса. — Я надеялась, он тут поснимает, и всё.

— Ну уж нет! — из соседней комнаты отзывается папа. — Вы возьмете все премии, а мы задокументируем каждое мгновение.

— Тогда не забудь скинуть фотки на комп, — говорю я, спускаясь по лестнице к отцу. — А то я тебя знаю, вот так встретим Лина-Мануэля Миранду, и ты не сможешь нас с ним сфотографировать, потому что карта памяти забита.

В этом году мы проведем в Нью-Йорке все лето. Как я давно этого ждала… Мы едем «навестить родственников», но я уверена, что смогу уболтать Дейва сводить меня, куда я захочу. Жду не дождусь, как затащу его на Бродвей.

— Очень смешно, — хмурится отец. — Тогда я на телефон сфотографирую.