На секунду я жалею, что сегодня я не в счастливой толстовке. Но зато я с Майлзом, бок о бок, и он готов выйти со мной к толпе. Подумать только, а ведь я боялась, что он от меня сбежит.
Я откидываю голову и всматриваюсь в коридор сквозь щель под дверью. Она настолько широкая, что мне видно несколько стоящих снаружи людей и слышно, как они друг друга перекрикивают. Как будто они в другом мире. Но это
— Хорошо. — Я хватаю его за руку и крепко ее сжимаю. — Пойдем.
34
Народ не сразу замечает, что я стою рядом.
— Но согласитесь, это же будет аутентичное изображение жизни больных СПИДом, — говорит похожий на профессора мужчина в круглых очках и коричневом вельветовом пиджаке поверх голубой рубашки. — Безусловно, поделившись своим опытом, режиссер с ВИЧ может просветить и нас, и учеников.
— Ни за что! — перебивает белая женщина средних лет. — Я с самого начала была против, еще когда Майк принес из школы информацию о мюзикле. Это же школьная постановка, но со всей этой мерзостью так и не скажешь. Я жаловалась еще до того, как все узнали про эту девчонку.
О, значит, вот она, мать Майка Дэвидсона. Прямо злобный коммент в человеческом обличье. Я даже не догадывалась, что кто-то реально может такое говорить.
Я делаю шаг ближе. Меня начинают узнавать, и толпа постепенно стихает.
Миссис Дэвидсон удивленно открывает рот. Интересно, она что-то прочитала о ВИЧ или злится просто потому, что это ее естественное состояние? Отсюда мне не видно всю толпу, но, кажется, людей тут столько, что можно заполнить весь зал — если народ все еще собирается заходить внутрь, конечно.
— Симона, — начинает мистер Палумбо, положив руку мне на плечо, — тебе не обязательно здесь находиться. Пойдем внутрь. Это не твоя проблема.
Мои отцы, наверное, где-то рядом, и тетя Камила, хоть я их и не вижу. И бабуля с дедулей тоже, готовые надрать кому-нибудь зад, как Лидия с Клавдией тогда обещали. Может, даже Дейв решил прийти. Я с трудом делаю глубокий вдох и сжимаю руку Майлза. Я не одна.
— Всем привет, — говорю я, повышая голос. Будто отвечаю на уроке. — Я решила к вам выйти и поговорить, потому что знаю, что вы расстроены.
Я думала, что народ снова начнет шуметь, но повисает тишина. Многие в первых рядах избегают моего взгляда, одни уставились в пол, другие смотрят поверх моей головы. Конечно, раз я теперь здесь, про меня больше никто не говорит. Даже профессор не поднимает на меня глаз.
— И я не собираюсь притворяться, что не знаю, из-за чего вы расстроены, — продолжаю я. Майлз крепче сжимает мою руку. — Так что сейчас я вам кое-что скажу. Мне кажется, это важно. Во-первых, меня удочерили. Родители не боялись взять ребенка с ВИЧ, потому что дружили со многими гомосексуалами, которые потом умерли от СПИДа. Возможно, вы помните этот период нашей истории.
Снова тишина. В глаза бьет свет фар заезжающих на парковку машин, но я смотрю прямо перед собой — на миссис Дэвидсон. Она избегает моего взгляда. Но я все равно на нее смотрю.
— Если вдруг кто-то здесь не в курсе, ВИЧ — это вирус, который поражает кровь. — Я задираю подбородок. — Его нельзя увидеть на моей коже или волосах, нельзя увидеть в глазах. На вид я ничем не отличаюсь от других.
На меня смотрит все больше и больше людей, некоторые — с очень серьезными лицами. Не похоже, что они готовы устраивать разборки, по крайней мере пока. Я делаю еще один глубокий вдох.
— Я живу благодаря лекарствам, — говорю я. — Они поддерживают мое здоровье всю мою жизнь, благодаря им я могу ставить этот мюзикл. Лекарства снижают уровень вируса в моей крови до тех пор, пока его становится невозможно определить.
Майлз снова сжимает мою руку, но я не разрешаю себе на него посмотреть. Иначе собьюсь с мысли.
— И даже когда моя вирусная нагрузка неопределима, я по-прежнему живу с ВИЧ. Просто не могу никого заразить.
Стоит абсолютная тишина. Не слышно ни шелеста листьев, ни щебета птиц. Палумбо пока не произнес ни слова, наверное, тоже внимательно слушает.
— На самом деле вас это вообще никак не касается, — говорю я, пытаясь сдержать горечь, но получается у меня не очень. — Вы бы могли все это и сами узнать, если бы захотели. Мой ВИЧ для вас не угроза, а вот ваше незнание для меня — да. Меня травили, притесняли, говорили, что мне в этой школе не место. Знаете, почему мы не открываем свой ВИЧ-статус? Потому что это опасно. За такое людей калечат и даже убивают. Только я должна решать, разглашать мне его или нет. Меня этого выбора лишили. Но я не намерена лишиться и мюзикла. Я заслужила здесь быть.
Я замолкаю и перевожу взгляд на Палумбо. Он улыбается.
— Все наши актеры, рабочие сцены, а также кураторы и персонал вложили кучу сил и труда в эту постановку, — все увереннее продолжаю я. — И я невероятно горжусь результатом.
Я замолкаю. Не знаю, что еще можно сказать. Тут главное — не сорваться. Теперь все смотрят на меня так, словно я выступаю с лекцией