Victory Park

– Напомни мне, Пеликан, – попросил Жорик, – что делал гусарский поручик полтора века назад, если у него возникал конфликт с Третьим отделением?

– Что он делал? Уезжал в деревню, в родовое имение, и там пережидал шторм. Охотился по первому снегу, пил с крепостными девками «Вдову Клико», закусывал антоновскими яблоками и читал крепостным оду «Вольность»: Везде неправедная Власть в сгущенной мгле предрассуждений воссела – Рабства грозный Гений и Славы роковая страсть.

– Вот, Виталик, девок ему крепостных подавай. Неправильный ответ. Двойка. Поручики подавали рапорт и ехали служить на Кавказ, балда.

– Жорик, не говори ерунды, – вмешался Малевич. – Оба не говорите ерунды, пожалуйста. Какой еще Кавказ?

– А у нас в стране всегда какой-нибудь кавказ отыщется. Прежде он был за Тереком, теперь – за Пянджем. Поменялись только названия рек и еще пара таких несущественных деталей, как фамилии генералов. Тогда – Ермолов, теперь – Ермаков, вот и вся разница. Зато туда точно ни один следак не доберется.

– Остров Кавказ…

– Кстати, Пеликан, твой «Остров Крым» благополучно прошел таможню, и если звезды не встанут дыбом, то до конца осени он будет у меня.

– Хорошая новость, Жорик, – попытался обрадоваться Пеликан, но у него не получилось. – Деньги есть, я могу рассчитаться на днях, завтра, например, или послезавтра, а книгу заберу через два года, когда вернусь.

– Два года – слишком большой срок, чтобы загадывать. Особенно в таком тонком деле, как розничная торговля запретными книгами. Давай не будем связывать себя обязательствами.

– Как хорошо ты выучил это беспощадную фразу, – засмеялся Пеликан. – Я прямо почувствовал себя обманутой девушкой. Но что изменится за два года, за этот ничтожный в масштабах космоса отрезок времени? Аксенову вернут советское гражданство?

У тебя появится книжный магазин на Заньковецкой?

– Кто знает? Не люблю загадывать наперед. Иногда все меняется стремительно, и, кстати, космос об этом знает.

– Ты что-то конкретное имеешь в виду? – заинтересовался Пеликан.

– Как тебе сказать… Вот посмотри в окно: на улице Малышко стоят девять шестнадцатиэтажных домов; три группы по три дома.

– Вижу, – подтвердил Пеликан.

– Там на крышах установлены лозунги. Краткие. Лапидарные. Доступные пониманию советского гражданина.

– Не на всех крышах. Я вижу только шесть: Ленин Партия Народ на трех первых домах и Мир Труд Счастье на следующих трех.

– Вот именно, их всего шесть, но не девять. А ведь и на трех последних крышах вполне могли и даже должны были появиться аналогичные письма счастья. Например: Революция Победа Коммунизм. Или: Наука Техника Прогресс. Как тебе? А можно было прибегнуть к простой, но классической формуле: Маркс Энгельс Ленин.

– Жорик, ты хочешь сказать, это не ЖЭК, манкируя своими обязанностями, оставил без наглядной агитации три дома на улице Малышко, а космос выделил немного пространства, чтобы в будущем мы могли самовыразиться? – уловил наконец Малевич.

– Именно!

– Тогда мой вариант: Мор Фурье Сен-Симон.

– Замечательно, Виталик, – обрадовался Жорик. – Заметьте, космос не любит тесноту и давку, он оставляет свободное место для реализации нашего потенциала. Много свободного места. Вакуум – настоящий символ будущего. Нам еще только предстоит заполнить тот, что уже есть, а космос продолжает расширяться, то есть производит вакуум в таких невообразимых количествах, словно взялся выполнить какой-нибудь встречный план в ходе соцсоревнования с другим космосом.

– Космос Вакуум Будущее, – Пеликан разлил коньяк и убрал со стола пустую бутылку.

– Хмурый какой-то у тебя финал, – поежился Жорик. – Будь другом, достань из моего дипломата еще бутылку, а то не хочется заканчивать вакуумом. При мысли о нем оптимистический ужас, в котором я существую постоянно, сменяется экзистенциальным. А победить его можно только коньяком.

4

Из всех известных ему глупостей, накопленных цивилизованным человечеством, уверенность, что проигрывать нужно уметь или даже уметь красиво, злила Бубна, как никакая другая. Бубен ненавидел ее вымораживающей, смертельной ненавистью. Он признавал только победу и рубился за нее до конца. Красивое поражение – дурная картинная поза. Оно дает дополнительные очки победителю и отнимает последние шансы у побежденного. Это что-то вроде особенно длинной и пушистой шерсти у подстреленной лисы или мощных, закрученных винтом рогов у сбитого в прыжке горного козла.