Вид из окна

Когда несоответствие внутреннего и внешнего достигло критической массы, после которой либо ядерный взрыв, либо, в лучшем случае, запой, поэт Павел Словцов так и сделал. Покидая урбанизированный областной центр, Павел без затей сел в поезд, идущий во глубину сибирских руд, потом воспользовался редким по нашим временам радушием дальнобойщиков, следуя по сибирскому тракту в сторону предполагаемой Гипербореи. Дальнобойщики поочередно удивлялись всемирному потеплению (ещё пару лет назад здесь от мороза колеса отваливались!), Словцов что-то поддакивал, но более смотрел на скользящие за окном пейзажи.

Там же проплывали заснеженные болота, и морозец терпимый (около десяти по Цельсию ниже нуля) колдовал над ними в спектре полуденного солнца разящую глаза искристость. Лишь дорога грязно-серой лентой тянулась за шиворот горизонта и, подражая времени, нигде не имела начала и конца. Сибирь по сию пору поражает путешествующего неизведанностью. К примеру, только кончились за окном автомобиля поля и луга, обступили дорогу редколесные болотца, и вот уже сдавила с обеих сторон корявый асфальт загадочная тайга. При скорости машины 90 км в час зрение позволяет выхватывать из окружающего пейзажа объекты и отслеживать ровно столько, сколько необходимо для сохранения их придорожной тайны. Может быть, история человечества и начиналась где-то у египетских пирамид, в первых городах Шумера и Аккада, сквозила из Тибетских пещер, высекалась Божьей искрой на земле обетованной, а потом прошла толпой народов по этим просторам, чтобы кипеть кровавым варевом в Европе, но теперь она вернулась в сибирскую ширь, дабы отдохнуть и быть подальше от той самой цивилизации, что стала похожа на двигатель внутреннего сгорания.

Был маловетреный, почти весенний, но все-таки февральский день. Недели две не выпадал снег, поэтому зоны человеческого обитания покрывали разноцветные и разнокалиберные признаки той самой цивилизации. Небо тоже выглядело неважнецки — как голубая застиранная простыня с белыми заплатками редких облаков. И только солнце набирало ослепительную, всепобеждающую силу, и оттого томительно пахло притаившейся до срока весной.

За Уватом над неровной грядой сосен стали подниматься газовые факела, как указание о том, откуда Прометей мог украсть для человечества огонь, а вдоль обочины замелькали многочисленные ответвления к компрессорным станциям. Всё это недвусмысленно напоминало, что основа экономической стабильности на сегодняшний день находится глубоко под землёй. Стальные нити нефте— и газопроводов подобно аортам и артериям от щедрого сердца тянулись во все стороны света, гарантируя свет, тепло, жизнь, и, в том числе, движение автомобиля, на котором Павел ехал. И нужно было, не полагаясь на интуицию, не полагаясь ни на какие знания, выйти из него. Так как поэт Словцов не имел опыта выживания в тайге, он всё же сошел в конечной точке следования водителей, которым стал Ханты-Мансийск. Дальше можно было махнуть через Иртыш на Нягань, но почему-то казалось, что, совершив круг, придётся вернуться назад.

3

Проснувшись утром в гостинице, отмокнув положенное время под струёй горячего душа, Павел Словцов стал листать бесплатную газету, которая была любезно оставлена персоналом на рабочем столе рядом с телевизором. Там он и обнаружил указанное выше объявление. Но первоначально оно не вызвало у него никаких эмоций, кроме кривой ухмылки.

Подобную ухмылку вызвали у Павла стоимость проживания и цена завтрака в ресторане гостиницы, что вполне могли составить конкуренцию столичному размаху. А для столицы, как известно, жизни за МКАДом нет. Как на Марсе. После несложных сложений-вычитаний Павел осознал, что сбережений, вывезенных из средней полосы России, здесь хватит ненадолго. Именно тогда в памяти поэта стало едко мерцать вензелёчками объявление в центре газетной страницы. Обдумывая, следует ли отдаться течению экзистенции и посетить загадочную Веру Сергеевну или нарваться на чью-то весьма необычную шутку, Словцов вынужденно вслушивался в горячий спор за соседним столом.

Когда он явился в зал ресторана позавтракать, там, видимо, с раннего утра, а то и с позднего вечера обреталась весьма шумная компания. Завидев Словцова, она, как по команде, стала приглашать его за свой стол в качестве третейского судьи. Оказывается, за столом сидели русские (или как принято из толерантных соображений ныне говорить — российские) геологи, нефтяники и представители канадских и английских фирм, промышляющих российским углеводородным сырьём. Спор находился в стадии кульминации и происходил, в основном, между русскими и англичанами, под тихое ёрничанье канадцев над теми и другими.