Эштон ответил на поцелуй с энтузиазмом. Он сильнее прижался, хотя, казалось, что теснее некуда, запрокинул немного голову и позволил себя целовать так глубоко, как Виктору хотелось.
Иногда он мог себе позволить вести себя как пластилин.
Иногда.
После тяжелой рабочей недели или когда просто хотелось расслабиться.
И в такие моменты Виктор почти постигал всемирную гармонию. Он был спокоен, расчетлив и исключительно уверен, ни на что не отвлекался и концентрировался на поддающемся ему теле.
— Вернемся немного назад, — подал он голос, отстранившись после долгого поцелуя, — мне плевать, что было до меня, — губами мужчина касался шеи, чуть забираясь под ворот водолазки, но не оставляя новых засосов, — но во время меня — никакой наркоты. Ты меня так даже не спровоцируешь ни на что. Это та тема, которая не подлежит никакому обсуждению или компромиссам. Либо да, либо нет.
— Но ты ведь даже не узнаешь, — Эш рассматривал Виктора из-под полуопущенных ресниц. Взгляд был внимательным, крайне цепким и оценивающим шансы. — О том, что ты не должен знать, ты и не узнаешь, — проговорил парень, едва заметно улыбаясь.
Эштон не хотел снова провоцировать конфликт. Он говорил то, что было. Если бы он сам не захотел, чтобы Вик узнал о нем эти вещи, он бы не сказал ему, куда едет, не позвал бы с собой и не заставил выйти на сцену. Хотя, конечно, на то, что выдадут секрет с его прошлой работой, он не рассчитывал.
— В этом твоя проблема, Эштон, — покачал головой Виктор и тут же поправил себя: — Наша.
Он с усилием, но расцепил пальцы, выпуская Эша из захвата. На скуле снова прорезалась жила, но мужчина уселся на стул и кивнул Эштону на второй.
— Приведу тебе наглядный пример в виде моего бывшего. — Виктор движением руки предупредил любые перебивания, основанные на возникших предположениях о продолжении “истории”, и отпил из своего стакана.
Эш развалился на стуле с огромной долей сомнения во взгляде. Вик, что, серьезно хочет привести пример с бывшим любовником? Сравнить его и Эша и поставить в пример? Скептически поджав губы, он рассматривал мужчину, понимая, что такие разговоры ему нравятся еще меньше, чем все запреты. Но он стоически молчал, даже почти с интересом ожидая, что скажет ему Виктор.
— Наглядный тем, что отлично показывает, чего я от тебя хочу. Так вот: Лео умудрился сделать то, что я ему никогда бы не позволил. Есть предположения, что именно? Не наркотики, если ты о них подумал. Не суть, на самом деле, но ради интереса.
Виктор внимательно всмотрелся в лицо Эштона.
На вопрос парень тоже не ответил, лишь приподнял брови — мол, ну же, поведай. Не заставляй гадать.
— Он застрелился, — выдал, пожалуй, самый абсурдный из возможных вариантов Виктор и добавил с откровенной усмешкой: — Случайно.
Мужчина допил виски и отставил стакан.
— Лео был азартным игроком, а я привык брать на себя всю ответственность за доверившегося мне человека. Естественно, об играх тогда не могло быть и речи, но уходить из этого Лео не собирался, он сразу мне об этом заявил. Мы нашли компромисс. Я знал о нем все, он мне полностью доверял: я был с ним на всех играх, и он останавливался по первому моему кивку, даже если ему везло нечеловечески. Лео играл, я не давал ему уйти в минус.
А потом он застрелился.
А потом я узнал, что ко всему прочему, в том же самом клубе, подпольно, он играл в русскую рулетку, где и проиграл таким сомнительным способом.
В течение нескольких месяцев он играл, — акцентировал Виктор, — при том, что мы жили здесь, — палец ткнулся в поверхность стола, — и я знал о его жизни все с точностью до минуты. Он играл, а я и не догадывался.
Мужчина откинулся на спинку стула.
— Потому я и говорю об этом спокойно, Эш. Это был его выбор. Озвучь он мне, что играет, дело автоматически стало бы моим, и он лишился бы этой чертовой рулетки насильно, чего бы мне этого ни стоило, иначе я бы себе не простил. Потому что я не могу иначе, и любому, соглашающемуся на отношения со мной, с этим приходится сосуществовать. Так или иначе.
Вик покачал головой и развел руками.
— Потому ты сейчас либо отказываешься, и мы расходимся, либо соглашаешься и убеждаешь меня, что соглашаешься без корыстных побуждений. И тогда, пока ты сам не проколешься, не попадешься, не расскажешь… ты можешь упарываться хоть до ебеней и любой дурью. Я буду мирно смотреть телевизор, уверенный, что ты кушаешь тортики на дне рождения несуществующей сестры. Уверенный, доверяющий тебе и спокойный.
И никто. Никому. Не треплет. Нервы. Либо ты открыто заявляешь мне, что отправляешься упарываться с какими-то мудаками, как ты заявил мне позавчера о клубе. И тогда ты либо одновременно заявляешь мне о разрыве отношений, либо уходишь в нокаут и потом несколько дней сидишь привязанным к батарее, пока не откажешься от этой идеи, и затем еще полгода страдаешь от моей параноидальной деспотии.
Мужчина выдохнул и пожал плечами, снова опираясь локтями на стол.