Читаем Вид на доверие (СИ) полностью

— Жаль, — отозвался Виктор и мягко, с искренним сожалением и какой-то даже ритуальностью коснулся губами виска Эша, а потом — его загривка. Ладони тепло и с массажным нажимом прошлись по обеим сторонам от позвоночника, сморщивая складками футболку.

— То есть, я могу переходить к побоям, — в голосе еще звучала нотка вопросительности, за которую Эш мог бы, при желании, ухватиться, сдавшись до пересечения черты невозврата.

Потому что за ней Вик играть не станет, и они оба это знают.

— Уверен? — в последний раз уточнил мужчина. — Ты вряд ли выдержишь больше, чем в прошлый раз.

Крепко сжав зубы, Эштон выдохнул. Он мог сдаться, но тогда ему снова придется отчитываться за каждый шаг и получать за каждый поступок, не понравившийся Виктору. Так парень не добьется свободы в своих действиях. Он мог прогибаться в постели и в некоторых вопросах быта, но не во всех сферах жизни.

Нужно было вытерпеть, и тогда он останется правым. Именно об этом парень подумал, когда еще раз глубоко вздохнул, готовясь к самому неприятному. Виктор в самом деле не станет больше играть, к этому он уже был готов.

— Я не буду признавать свою вину. Я был прав, — сказал немного отрывисто Эш, утыкаясь лбом в подушку и сразу же вцепляясь в нее зубами — заранее.

Это было исключительно его право, и Виктор на него не претендовал. Пожалуй, право выбора — единственное, на что он не претендовал и совершенно никак не посягал.

— Тшш, — мужчина похлопал любовника по щеке, призывая расслабиться и разжать зубы — слишком рано тот напрягся, Вик еще не прояснил все, что собирался.

— Я не позволю тебе защищаться, — напомнил Виктор, еще раз проглаживая ладонями спину и целуя на этот раз затылок.

— Ты просто будешь лупить меня, как при пытках в средние века? — ожил Эш. — Побойся Бога, Виктор, я понимаю, что ты не за справедливость, но просто так отдаваться тебе в руки я тоже не горю желанием. Так что пусть у нас будет равноценный обмен. Я могу защищаться. Хотя бы ногами, — он вновь повернул голову, смотря на мужчину.

— При пытках в средние века людей вовсе не лупили, Эштон. Но если в этот момент ты держал в голове образ зарвавшегося школьника, избивающего нервирующего его ботаника из младших, то это уже гораздо ближе к реальности.

Виктор вытянул пояс из своего халата и снова склонился к Эшу.

— Ты не в том положении, чтобы просить равноценного. Это не дуэль за правду, ты ведь понимаешь. Это урок, из которого нужно извлечь определенного рода опыт. Мне было больно, Эш, — поведал Хил, до изумительного равнодушно выдохнув ему в затылок, а затем усмехнулся. — И я был, считай, также беззащитен. Есть причина, теперь будет следствие. Впрочем, ноги связывать я и не планировал.

— Я не хочу отчитываться за каждый свой шаг, — очень четко проговорил Эш. — У меня есть та часть жизни, которая принадлежит только мне. И она будет принадлежать только мне, как бы ты ни стремился меня наказать. Ты ведь сам понимаешь это? — в голосе мелькнули стальные нотки.

— От чего больно было тебе? Давай, расскажи, может, я проникнусь, — теперь звучало нескрываемое ехидство.

Все это было направлено лишь на то, чтобы отвлечь самого себя от процедуры, которая меньше всего нравилась ему в отношениях с Виком. Да и сами отношения, болезненные, от которых на стену хочется лезть, вгрызаться в нее зубами, и все равно каждый раз возвращаться. И Виктор это прекрасно знал, потому и пользовался. По крайней мере, у Эштона было именно такое ощущение.

Побои эти вряд ли можно было считать даже наказанием. Это была эгоистичная месть, без которой Виктор чувствовал себя никем. Заявить свои права, обозначить границы, доказать принадлежность. Хотя бы самому себе.

Только вот без тотального контроля принадлежность была невозможна. А ехидство в голосе свидетельствовало о том, что на разговор Эш настроен менее всего.

— Ты мог, например, предупредить, — предложил компромиссный вариант Вик, завязывая на одном из запястий узел из махровой ткани. — А не исчезать с выключенным телефоном на ночь.

Дальше Виктор буквально зашипел Эштону на ухо, дотягивая пояс через спину ко второй кисти и завязывая узел и вокруг нее:

— Я ненавижу, когда ты отрываешься от меня, когда ты это поймешь и запомнишь?!

— И что бы изменилось от моего предупреждения? — Эш немного повысил голос.

Дернул руками.

Чувствовать себя связанным он никогда особо не любил, хотя и в этом существовала некая изюминка, ради которой он все еще терпел это. Правда, не сейчас. Сейчас он боялся того, что Виктор может снова забыться и перегнуть палку. Состояние Виктора оставляло желать лучшего. Парень по одному голосу чувствовал, что мужчина по-настоящему злился.

— Ты бы нашел меня и притащил обратно, несмотря на моих друзей. Я не хочу, чтобы они знали, в каких отношениях я состою.

Виктор успел продеть “хвост” пояса под животом Эша, чтобы завязать второй узел на правой руке, когда парень закончил фразу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное / Драматургия