Вид на доверие (СИ)

— Речь не об этом, — отозвался Виктор, потягивая сигарету. Он сидел в углу, вольно, но напряженно. — Ты при мне лизался с какой-то малолеткой. Ладно, когда ты меня не видел. Но ты _при мне_ с ней лизался, отлично понимая, _как_ и главное _чем_ я это воспринимаю. Ты готов был выебать ее прямо там мне _на_зло_, хотя, по сути-то, это ты мне не дал. Где твои хваленые принципы, а, Эш? Или ты, впадая в кайф, добровольно отказываешься и от них? Тогда порно, снятое Барри, это даже не случайность, это закономерность, — сплюнул Хил. — Ты весьма оскорбленно реагировал на предположение об измене. Но выходит, что наркотики служат отличным оправданием и этому, да? Какая разница, ты ведь делал это в неадеквате, а значит ни в чем не виноват! Что ты вчера делал, родной? Где был и что делал?

Эштон сузил глаза, наблюдая за Виктором.

— А что если я скажу, что трахался до утра, и моя малолетка только ушла? Вы наверняка могли бы пересечься в коридоре, в лифте или возле двери подъезда. Не встретились? Очень жаль. Знаешь, тогда бы ты не стал задавать всех этих глупых вопросов, — Эштон сильнее закутался в одеяло и наградил Виктора еще одним взглядом. — Теперь вопросов нет?

Он вновь говорил Виктору назло, специально выводя его. Но оправдываться он не собирался. Тем более, после такой речи. Виктор фактически обвинял его в том, что он спал с тем мужиком, который трахал его на видеозаписи.

И все бы ничего, но обвинял не только в этом. Виктор предполагал — не словами, а смыслом, — что подобные “мужики” были не один раз во время их отношений, стоило Эшу как следует упороться.

— Так и скажи, Виктор, что ты все-таки считаешь меня блядью. Это будет короче.

— Я не считаю тебя блядью, — отозвался Виктор. — Я говорю, что ты добровольно входишь в состояние, когда легко можешь ей стать, стоит этого захотеть любому левому хрену. Ты, категорично отказывающийся изменять, добровольно отрекаешься от этого в пользу вполне реальной вероятности изменить, упарываясь в хлам и теряя контроль. Конечно, — фыркнул Вик, — не по своей воле ты вляпываешься, но ты по своей воле создаешь условия, чтобы вляпаться! Для тебя это действительно норма, Эш? Норма: не помнить, что ты вчера делал и спал ли с кем-нибудь? Норма: усиленно вспоминать, было или нет? Речь не обо мне, Эштон. ДЛЯ ТЕБЯ это нормально?! Ты, конечно, мог и не трахаться. Потому что не было рядом того, кто, как Барри, воспользовался бы ситуацией. Но мог быть, мог воспользоваться, а ты нихуя бы не смог сделать, даже если бы хотел. Тебе ЭТО нравится? Понимаешь хоть, о чем я вообще?

Эштон прищурился вновь, хмуря брови. Его подобный тон и такие предположения совершенно не устраивали.

— Ты бросаешься из крайности в крайность, — сказал он. — Может, мне сидеть дома, как примерный мальчик, вязать тебе носки и готовить ужин, а вечером ублажать минетом? — парень совершенно не замечал, что в крайности бросает именно его.

— Это ты бросаешься в крайности, — рявкнул Виктор. — Мне нахуй не сдались носки. Я хочу, чтобы ты вел себя нормально!

Хил с силой затушил окурок.

— Эштон. Я тебе не мальчик на пару перепихов. Твое поведение нормально, но когда ты один! Каждый день просыпаться с новым чуваком в постели после нового клуба. Но ты НЕ ОДИН, понимаешь? Мы ВСТРЕЧАЕМСЯ. И с учетом этого внезапно выясненного факта, ты, конечно, ведешь себя как последнее хуйло! Потому что ты СО МНОЙ и каждый день просыпаться с кем-то новым ты уже не можешь. А ведешь себя так, будто меня не существует или я тебе Мартин какой-нибудь. Эш! _Я_ тебе _кто_? Ты кем меня считаешь? И нормально ли для тебя, состоя в отношениях, вести себя ТАК?

Эштон опустился на рядом стоящий стул — стоять уже не было возможности. В чем-то Виктор был, конечно, прав. Но Эштону было слишком сложно признать тот факт, что вел он себя чересчур не в рамках. И что вина за создавшееся положение лежит на нем. Но Это был Эштон. Не для него признание собственных ошибок.

Ответить на вопрос Виктора он не мог. Сам не знал ответа и признаться в собственных чувствах тоже.

— Думай, как хочешь, — выдал он, поднимаясь. — Придумай тот ответ, с помощью которого можешь окончательно увериться, что я последний мудак.

С этими словами он вернулся обратно в спальню.

Мудаком Эштон был во всех возможных ответах. Либо отказываясь от близости Виктора, либо упрямо не признавая.

Мужчина стиснул зубы, снова закуривая, а потом поднялся и дошел все же до спальни.

— Нет, Эштон. Сейчас важно, как думаешь ты. Придумай тот ответ, в котором Барри не удалось сделать из тебя шалаву, которой поебать на все сколько-нибудь важное. Если удастся, — Хил сбросил на кровать ключи, — жду завтра в шесть.

Виктор, хмыкнув, развернулся и вышел из комнаты и квартиры.

Эштон ничего не ответил. Но и сон теперь не шел. Эштон злился на Виктора, на то, что тот заставляет его снова думать о своем отношении к нему. Ему никак не удавалось признать то, что он нуждается в Викторе.

Слишком самостоятельным и независимым он был до появления Вика, и слишком тот пытался вдолбить в голову любовника, сколько тот для него значит и наоборот.