— Может, тебе все-таки нравятся некоторые вещи, которые делаю я, раз ты так активно их заимствуешь? — он резко двинулся и тут же снова замер, вновь сжимая член внутри себя.
— У тебя пять секунд, чтобы воспользоваться, — резко фыркнул Виктор, — иначе вернешься на исходную и без всяких “резче”.
— Уверен, что у тебя получится? — Эштон медленно начал ерзать, не прекращая сокращать мышцы. — Или соскучился по сопротивлению? — глаза Эштона сузились. Было видно, что это для него перестало быть шуткой.
— Хочешь наебнуться с дивана? — серьезно предложил Виктор, отвечая на взгляд.
— Хочешь не кончить этим вечером? — Эштон приподнял брови. Он тоже перестал шутить, хотя отчасти знал, что это все еще игра.
— Этот же вопрос я могу задать тебе, — отозвался Виктор. Сев глубже и чуть отпружинив от дивана, чтобы приподнять сидящее сверху тело, он с силой толкнул любовника в грудь, опрокидывая обратно на диван. Только подстраховал, чтобы Эштон не ударился о подлокотник спиной.
Эштон уперся в грудь Виктора, все еще не радуясь такому исходу событий. Честно говоря, сопротивляться любовнику, с которым он еще пять минут назад вполне в их духе ворковал, казалось где-то в глубине души глупым, но остановить себя Эштон уже не мог. Он специально отодвинул бедра максимально от Виктора, чтобы его член почти выскользнул из тела Эштона, продолжая отпираться руками.
— Тогда я просто ставлю тебя перед фактом, — фыркнул он.
— То есть ты предлагаешь мне подрочить, чем займешься и сам, но на другом конце дивана? — фыркнул Хил, не давая отстраниться сильнее, но и не налегая на любовника.
— Можешь и подрочить, — вновь фыркнул Эштон, все также упираясь руками в грудь. Он вновь шел на принцип, не более того.
— Эш? — вновь позвал Виктор, явно предлагая задуматься и оценить, насколько хуево все звучит со стороны. Как-то не слишком верилось, что парень действительно сейчас серьезен.
— Что? — взбрыкнул тот, снова дергаясь. Глупо все это было, на самом деле. Но идти назад было совсем не для него.
— И ты всерьез считаешь, что весьма логично и нормально сейчас продинамить с сексом нас обоих только потому, что мы не договорились, кто сверху? — начиная нервничать, но еще спокойно спросил Виктор. Хотелось развязки, а еще все это пахло абсурдом. И в совокупе все это раздражало.
— Я считаю, — Эштон сощурился. — Что это повод для того, чтобы кто-то из нас перестал строить из себя альфа-самца и иногда поддавался желаниям своего адекватного партнера.
На самом деле, у парня уже прошла основная доля возбуждения. Мысли занимало уже совершенно другое.
Виктор фыркнул и отстранился от Эштона, сопроводив это емким “блять”. Поднявшись и даже не удосужившись подтянуть штаны с бельем, Хил со стоящим членом наперевес подошел к панели, заказывая несколько порций рома. Пойло было дрянным, несмотря на свою элитность, но прямо для ситуации. “Пиздец” — было второй емкой характеристикой.
Кто-то из них двоих был конченным. И им Хил считал не себя.
Эштон фыркнул, тоже поднимаясь. На ром он не покушался. Белье валяющее возле дивана проигнорировал специально, натягивая на голое тело джинсы, а потом и рубашку.
— Что ж, — повернулся он к Виктору. — Кажется, я свое отработал. Можешь не ждать меня — поеду к себе, — предупредил он, выходя в общий зал.
Виктор выхлестал заказанный ром почти залпом, с непонятным выражением лица сидя на диване и гипнотизируя оставленное на полу белье. Басы долбили по ушам и теперь только нервировали, расслабление сменилось ебанным напряжением, которое было ничем не снять, кроме как ударной дозой алкоголя. В конечном итоге, Эштон оказался прав — напиться и забыться.
Когда бокалы опустели, Виктор подцепил с дивана куртку, со злостью запихал в карман боксеры, подтянул штаны с бельем и вышел в общий зал на поиски любовника.
Эштон тоже забылся, отвлекаясь от ссоры и погружаясь в клубный мир, как было раньше. Он быстро нашел того, у кого можно было прикупить кокаин, закинулся им и теперь танцевал прямо в центре танцпола. Мыслей в голове уже не было — доза была не одна. И Эш мог признать, что делал сейчас это назло любовнику.
Виктор заметил Эштона сразу. Даже успел подойти и, скрипя зубами, убедиться, что тот принял и теперь находился в неадеквате. Хил зло сверлил любовника взглядом, сидя в баре и высасывая очередную порцию алкоголя. Он злился. Впервые злился не на себя, а на Эштона — позволил себе обвинить его в том, что Эш такое необязательное и своенравное неблагодарное мудло с непробиваемой хуйней вместо принципов.
И не сказать, чтобы эта злость ему нравилась больше той, что была.
Эштон про любовника, кажется, сейчас и вовсе забыл, пребывая в такой любимой реальности, когда все кажется возможным. На его шее повисла какая-то девчонка, увлекая в свой танец, и парень не стал противиться, поддаваясь ее движениям и сразу же навязывая свои, прихватив за талию.
Как бы он ни пытался убеждать и себя, и Виктора — клубная жизнь ему слишком нравилась, атмосфера вседозволенности и реализации всех возможностей затягивала в пучину света, музыки и танцев.