Вид с больничной койки

Тут есть один секрет, своего рода фокус-покус. Это как посмотреть… Многое зависит от местоположения наблюдателя. Всякий раз перед лицом почтенной публика разыгрывается фарс политический: единение вождей с обездоленным народом. В речах ораторов много ярости, их голос дрожит, вибрирует; кажется, готовы живьем растерзать ненавистных противников, присвоивших несметные богатства советских людей, а также накопления обманутых вкладчиков. Зал, аудитория неиствует, гудит, аплодирует. Немного погодя ораторы, накричавшись до одури, до хрипоты, идут за кулисы и… садятся за общий стол со своими «идейными» противниками, которые ждут свою очередь выхода на трибуну. И тут выясняется, что те и другие — в натуре никакие не враги, они артисты, к тому же частенько соседи по дому, по подъезду, вместе проводят досуг. И на сей раз — после бурного митинга, а то и во время перерыва разогревают себя коньячишком, который разливают из одной фляжки. Так что в сущности эта борьба за «счастье» народа, за «правду» — не более чем ярмарочный вертеп. Шумилова увидела все ЭТО своими глазами, прочувствовала сердцем. И однажды, не подымая шума, тихо вышла из игры.

Таков вот случился в ее судьбе зигзаг или загогулина: не найти ни начала, ни конца. Сама в себе еще не разобралась — оттого и уклонилась, не поддержала разговор своей подружки-бабульки, которая все еще находилась под обаянием ряженых политического казино. Одним словом, близко к сердцу принимает эту взбаламученную жизнь — от верха до дна лживую, порочную.

Долго они сидели, не проронив ни слова, — молча наблюдали за тем, как от морозного сквозняка бурунятся и завиваются в спирали невесомые снежные хлопья, почему-то очень похожие на летний тополиный пух.

5

На город тем временем пали густые сумерки. Кое-где засветились фонари. Стало зябко. Софья Константиновна потуже затянула шарфиком облезлый воротник демисезонного пальтеца. Поежившись, казалось, безо всякой связи с их оборвавшимся на полуслове разговором, нараспев произнесла:

— В жизни, милая моя подруга, все бывает, все бывает… У девушки муж умирает, а вдова с мужем живет.

Марина Петровна даже вздрогнула, словно от ожога.

— Уж больно мудреное, — отозвалась она. — К чему бы оно?

В отделе и в кругу близких звалась она простушкой. Не сразу доходили до нее шутки — последней улавливала «соль» анекдотов. Недолюбливала, между прочим, разную научную заумь, теорию, абстрактные понятия. Кроме того — и симфоническую музыку, так называемые «белые стихи» (без рифмы), а также бессмысленные (абстрактные) полотна живописи… В том же ряду стояли и два предмета из вузовской программы, а именно: философия (диамат) и политическая экономия. От этой белиберды у бедной студентки болела голова, временами даже подташнивало.

В конце концов дело обрело скверный оборот. На третьем курсе перед Шумиловой возникла угроза провала летней сессии. После долгих колебаний решила пустить в ход последнее средство… Укоротила поношенную выходную юбчонку выше колен и стала подкарауливать «преда». План удался. У входа в метро вручила философу записочку: «Вы мне нравитесь».

И завертелось колесо.

Встретились на квартире его коллеги, преподававшего курс на кафедре политэкономии. Звали его Петр Иванович. Интересный оказался мужчина. Посидели за столом, выпили вина, вдоволь нахохотались. Немного потанцевали. После чего время с вечера до утра пролетело как одна минуточка. Марина не прочь была и продолжить общение, ибо Петр Иванович проявил живой интерес к ее академическим проблемам. Вскоре разыскал ее и сообщил по телефону, что «вопрос» в принципе решен, но почему-то не без содействия какого-то Эдуарда Марковича. Потому, дескать, надо встретиться еще разок уже втроем… Так что ждут они ее по известному адресу.

Марина явилась с большим опозданием. Встретил ее в прихожей друг Петра Ивановича, тот в это время занят был на кухне, издали помахал рукой.

Эдуард Маркович распушил свой павлиний хвост: он-де тоже доктор наук, без пяти минут членкор академии… Что он много раз видел Марину в институте — и весьма удивлен, что у такой очаровательной девушки возникли проблемы по предмету, за который он на кафедре отвечает своей головой. При этом ловко ввернул: наслышан-де о способностях Марины и в дружбе не сомневается. При этом гарантировал радужные перспективы. Для начала — аспирантуру с отрывом от производства. Еще обещал оформить главу будущей диссертации… Короче, нес разную околесицу, однако приятную.

Сказано все это было по пути из холла в зал, где круглый стол гнулся от бутылок с вином, водой и разной закуси.

Марина сама выбрала место: села во главе стола. Мужчины были слева и справа.

Рюмашечки подняли за успешное завершение летней экзаменационной сессии. Следом наполнили хрустальные бокалы шампанским (многолетний брют) с добавлением коньяка «Мартель». Закуску друзья подавали гостье с двух сторон: Марина только поочередно открывала ротик.