Вид с пирамид

Цветные барельефы на стенах храма изображают битвы. Это биографии царей в иллюстрациях. Барельефы с фигурами женщин обладают элегантностью модного журнала. В строгой простоте формы есть что-то невыразимо современное, несмотря на характерные для той эпохи детали.

Но и здесь юмор веков подшутил над человеческим тщеславием. Когда в 1812 году Буркхардт[17] первым проник сюда и оповестил мир о своем открытии, он не удержался от искушения и выбил свое имя на камнях алтаря. В 1817 году итальянец Бельцони удалил слой песка внутри и снаружи храма и высек свое имя на фасаде под фризом с изображением павианов. Затем явились новые открыватели. Рядом с головой Рамсеса мы читаем имя Аессепс. В другом месте — Мариетт[18], а внизу, возле скульптуры Нофрет, любимицы богини Мут, расписался… пан Скршиван. Скршиван с «гачеком»[19] над «р». Не преминули оставить здесь свои следы и международные любители порнографии, разукрашивающие в городах стены и ватерклозеты. У жен Рамсеса, окружающих колена колоссов, на определенных местах нацарапаны треугольники. Я было заподозрил в этом пресловутого пана Скршивана, но, пожалуй, незаслуженно. Просто чешская фамилия вызвала у меня тоску по дому.

Оказалось, что слабости присущи не только представителям нашего времени. Задолго до них — более чем за две тысячи лет — сюда по Нилу доплыли финикийские наемные солдаты и увековечили свои имена на всех колоннах. Два грека, в безотчетной жажде соединить свое смертное ничтожество с памятником вечности, выдолбили на камне свои имена. Вот что они писали: «Когда царь Псаметих добрался до Элефантины, сие записали проводники Псаметиха, сына Феокла, доплыв сюда далеко за Керке, насколько позволила река. Чужестранцев вел Потасимто, египтян — Амос. Сие записали Ар-хон, сын Амбоиха, и Пелекос, сын Удамы».

Подобные надписи трогательны своей ужасающей человечностью. Это уже не мещанство, а что-то присущее всем людям; дети, солдаты, туристы, любовники — все охвачены желанием прикоснуться к бессмертию. Мы так безгранично смешны в своей безнадежной борьбе со временем, что заслуживаем снисходительной и сочувственной улыбки.

Мы вернулись на судно, преисполненные смирения, умиленные, и предпочитали молчать, чтобы не сказать что-нибудь банальное. Мне казалось, что отныне я постоянно буду думать о величии искусства ваяния, с которым столкнулся лицом к лицу, — но нет — огромное впечатление растворилось в повседневных мелочах.

III

Наш пароходик развернулся кормой ко второму порогу и двинулся по течению. Плыли по-прежнему медленно. Мы лежали на палубе, когда месяц висел горизонтально на небе. На палубе мы загорали с раннего утра, разговаривая о вещах холодных или прохладных.

В Эд-Дирре мы встали на якорь у изрезанной заливами каменной громады, где доцент Жаба отыскал до сих пор неизвестную наскальную живопись неопределенного и, вероятно, неопределимого века и происхождения. Подобных рисунков на свете много. И в Египте они встречаются в самых различных местах. Но такой живописи, как эта, и впрямь никто еще здесь не видел. Поскольку тут были изображены звери, которые теперь в Египте уже не водятся, мы решили, что рисунки весьма древние. Но среди наших ученых разгорелся принципиальный спор; не являются ли рисунки просто делом рук озорных ребят, или, может, они вообще относятся к временам доисторическим, более древним, чем египетские? Мы все гордились сделанным открытием.

У подножия каменной глыбы, в изрытом ветром песке тянулся след пресмыкающегося. Отпечатки были столь отчетливы, что у нас мороз пробежал по коже. Отпечатался каждый сегмент крупной песчаной змеи.

Постепенно мы свыклись с пейзажем Нила и стали более разговорчивыми. Над нильскими просторами, спугивая жару, комаров и тягостное величие реки, неслась песенка:

По реке Влтаве
плавал крокодил
тот, который раньше
переплыл весь Нил.

Таким образом, и дракон из Брно[20] получил свои долю славы. Абдель Салам Бадран остался весьма дрволен взаимоотношением чехословацкой делегации с крокодилами.

Незаменимый Абдель Салам Бадран

Затем мы увидели черно-зеленых и черно-лиловых рыбаков, вытаскивающих сети. Пароходик пристал к берегу, и Али начал переговоры о покупке рыбы. Но это оказалось делом преждевременным. Улов составлял 1 — прописью «одну» — рыбину. Рыбаки ужасно конфузились и бурно оправдывали свое рыбацкое невезение.