Вокруг голо — ничего, кроме песчаного, удивительно желтого берега, круто спускающегося к реке. На откосе вбит фонарный столб
Нильская вода буквально кишит бактериями. Мы никогда ее не пили, отдавая предпочтение виски, но как избежать опасности заражения, если купаешься в ванне, чистишь зубы или моешь руки! Будьте осторожны с водой! Академик Лекса налил себе стакан и рассказал, что однажды («двадцать пять тысяч лет назад, нет — тут уж я явно переборщил, — это случилось всего двадцать пять лет назад») он, возвращаясь с каких-то раскопок, после трехчасового пути по полуденной жарище добрался до Нила; его дико мучила жажда. Прямо в башмаках и брюках — по местному обычаю — он забрел до середины реки, далеко от берега, и там напился.
— Говорят, кто хоть раз напился воды из Нила, тот обязательно вернется в Египет. Вот я и вернулся, — заключил он.
Что ж, никто не возражал бы побывать здесь еще разок.
На колоннах храма отметки разлива. Разливы определяли жизнь Египта. Они наступают регулярно и если опаздывают, то дни и часы решают судьбу народа. Как-то раз — случилось это в 1908 году — разлив Нила опоздал на несколько недель. Стране грозил неурожай и голод. И вот тогда в Египте произошло невероятное событие. В городе Амр ибн-эль-Аса образовалась немыслимая доселе конгрегация. Коптские монахи, еврейские раввины и исламские муллы собрались, чтобы вознести общую молитву. Они просили влаги. Кажется, эта солидарность различных служителей культа оправдала себя. Во всяком случае разлив Нила наступил, хотя и с опозданием.
Мы посетили египетскую деревню. Мимо библейской смоковницы, где сейчас отдыхали ослы, египтянки с кувшинами на голове совершают свой ежедневный путь, поднимаясь наверх, в деревню. В селении не видно ни души. Глиняные домики чистые, слепые и строгие. Только парикмахер собственноручно разрисовал фасад своего заведения. Да мечеть выкрашена белой известью и расписана синими пятнами. У домиков более зажиточных хозяев — ох, как относительна эта зажиточность! — фасад украшен вмазанными в глину над дверями и окнами тарелками. Обычные столовые тарелки фирмы «Эпиаг» из Чехословакии. Из тени домов показались мужчины, проявляя к нам явный интерес. Нас провели в тесное помещение с несколькими скамейками. Здесь радиоприемник и предвыборный плакат с портретом Насера.
Мы накупили детям в единственном здешнем магазине коробки с леденцами. Для деревенских ребятишек это было настоящим праздником. Старики стали относиться к нам с бóльшим доверием. Они спросили, откуда мы. — Из Чехословакии. Об этой стране они слыхали. Феллахи не умеют ни читать, ни писать. Иероглифы им тоже незнакомы. Они лишь трудятся усердно и молчаливо. Веселье молодости давно забыто. Говоря «недавно», или «прошлый раз», или «вчера», они, может быть, имеют в виду или наверняка могли бы иметь в виду «тысячу лет назад» или «три тысячи лет назад», в равной степени как «в позапрошлом году» или «до войны». За это время их одежда не изменилась. Их труд по-прежнему тяжел. Та же система орошения полей и подача воды. И деревянный плуг. И лица их тоже не изменились. Лица феллахов в профиль такие же, как на барельефах в царских покоях и храмах. В стране с двадцатитрехмиллионным населением феллахов восемнадцать миллионов. Их жены и дочери стройны, как молодые деревца, у них красивая походка. Они тоже не изменились со времен древнеегипетских царей. Только теперь женщины получили избирательные права. Осознали свое человеческое достоинство. Но далеко еще не все. Благодаря простым феллахам египетская нация, менявшая язык и веру, развивается, сохраняя свой облик, характер и образ жизни. Когда мы уходили, выпив со старостой чаю, мужчины безмолвно махали нам вслед.
В этот вечер наш капитан вновь бросил якорь. Когда мы спросили, в чем дело, он заявил, что поднимается ветер и вскоре волны будут бить о борт судна. Пароходик может легко зачерпнуть воды, что тогда будем делать? Мы взглянули на реку, кроткую, как остывший суп, и тогда капитан произнес фразу, которая в переводе на чешский язык становится сакраментальной. «Есть Нил ленивый и Нил иной». Мы вошли в заливчик и переночевали здесь. Никакого волнения на реке, разумеется, не было.