Вид с пирамид

В мастерских художников на резной коптской или арабской мебели стояли весьма примитивные статуэтки, раскрашенные в цвета времен фараонов, глиняная посуда для воды и блюда, о которых ни сегодня, ни тысячу лет назад нельзя было сказать, к какому веку они относятся. Суданские рогожки и шляпы, тканые веера, бусы и кожаные башмаки, накидки и занавески. Госпожа Гиндия принесла большой стол с мусульманской чеканкой, т. е. блюдо диаметром метра в два, поставила его на низкую скамейку и разбросала вокруг кожаные подушки. И этот жест был традиционным.

Обед был и вправду египетским: шашлык с пряностями, почками, мозгами и бараньей печенкой, с закуской, огурцами, луком и тыквами, с чесноком и такими сладкими сладостями, что с ними не идет в сравнение даже самая сладкая мечта наших кондитеров. Приторные и обжигающие соуса. Местное пиво. Буйволиный сыр. Разговорам об искусстве пришел конец. Во время еды говорят только о еде. Или вообще не говорят, а просто едят. После острых блюд в знойный полдень нас одолела безмерная лень. Госпожа Гиндия настаивала, чтобы мы послушали магнитофонную запись с деревенскими свадебными песнями. А сама стала пританцовывать. В окне виднелись башни цитадели и стаи коршунов. Небо фосфоресцировало, отливая светящимся фиолетовым цветом.

Фрич отправился под душ. Было слышно, как холодная вода брызгала на плитки. Честолюбивый Хасан Фуад заботился о нас изо всех сил, стараясь, чтобы нам здесь понравилось. Шаркови — человек самоуверенный. Он знает, чего хочет, знает, чего хочет от нас. Чувствуешь, что все они знают и то, что эти дни нужно-взять за рога, понимают, что пришло их время. Время, когда не следует ошибаться, и все же без ошибок не обойдешься. У всех общие заботы и вдобавок еще свои собственные. И все спешат. У них к тому же еще другие заботы, с которыми мы уже покончили. А наши сегодняшние проблемы их еще ожидают. Но, к удивлению, наши высказывания для них не чужды. Они начинают несколько свободнее склонять слово «искусство», но не уверены в своей правоте. Мы неспеша беседовали с обстоятельностью сытых, но вдруу вышли из ленивого оцепенения и заговорили энергичнее. Мы были в гостях у художников. Поэтому в основном обсуждались вопросы изобразительного искусства, и в нашей беседе царил художественный беспорядок.

— Источник неуверенности и разочарования в нашей нетерпеливости. Применить мичуринские методы и ускорить рост в области духа совсем не так просто.

— Нельзя заранее декларировать стиль, ибо он развивается столетиями, и он, как правило, развивается раньше, чем кончится его эпоха.

— Мы не так давно живем в эпохе социализма, чтобы суметь сразу распознать ее художественный стиль и выразить его.

— Изобразительное искусство пришло в упадок. Мы топчемся на распутье. Сегодня это уже ясно. Но вместо того чтобы искать дорогу вперед, некоторые обращаются к прошлому и начинают свои поиски с того места, где заблудились.

— Изменились экономические условия. Изменились и заказчики.

— У нас больше нет феодалов.

— А у нас нет капиталистов.

— В изобразительном искусстве заказчик играл более значительную роль, чем издатель в литературе.

— И если исключить монументальные произведения, то произведения живописцев и особенно скульпторов редко являются общественной собственностью.

— Встает вопрос, чувствуют ли сейчас руководители политических и административных органов такую же потребность в изобразительном искусстве, как, скажем, потребность время от времени посещать кино.

— И все же лишь один вид реалистического искусства современен на все сто процентов — кино. Лишь оно идет в ногу со временем и полностью соответствует его духу.

— Да, конечно, советское, японское, итальянское и французское кино.

— Пожалуй, и фотография.

— Была античная эпоха, ярче всего отразившаяся в скульптуре. Был период импрессионизма, нашедший свое выражение исключительно в живописи. Современной эпохе революции отвечает скорее кино, чем живопись. Вы согласны с этим?

— Нет. Не верю я ни в какую цикличность видов искусства. Человек должен верить в то, что он делает. А не в то, что делает другой.

— Я верю в поэзию.

— Разумеется, она должна быть и в фильме, и в живописи. Иначе, какое же это произведение искусства?

У меня создалось впечатление, что мы слишком далеко забрались в теоретические дебри. Но все говорили, как профессионалы, как люди искусства, без высокомерия социологов. Все было так, как я здесь излагаю. У меня хорошая память. Но когда я собрал воедино все свои воспоминания и доверил их бумаге, то не смог твердо сказать, что тогда говорили мы, а что наши египетские друзья. И я оставляю все эти высказывания, никак их не разделив. Может, это и лучше.

САМАЯ СТАРАЯ ЕГИПЕТСКАЯ КОФЕЙНЯ