Не будь Нила, в Египте ничего бы не росло, ведь здесь совсем не выпадает дождей. Два-три дождичка в год не в силах победить пустыню, неотвратимо наступающую на эти края с запада. Пустыня — это смерть, Нил — сама жизнь. В пустыне выросли города усыпальниц и пирамид. На запад от реки, на границе безбрежных песков, расположен некрополь — город мертвых. И эти пески — природа не лишена остроумия — покрыли сухим слоем древнейшие памятники человеческого гения, сохранив их нетронутыми до нашей эпохи. Эпохи раскопок.
Мы плыли по Нилу, и это было самой прекрасной частью нашего путешествия. Ведь так мы познакомились со всей страной. Геродот пишет, что «на юг от Гелиополя Египет сужается». И правда, в этом месте страну можно охватить одним взглядом с капитанского мостика любого судна, потому что все, лежащее за прибрежной полосой, хотя и является территорией Египта, но территорией абсолютно безжизненной. Там, где-то далеко в пустыне есть только сторожевые посты — пограничники на верблюдах охраняют границы. Им приходится возить с собой фляги с питьевой водой. Кроме них, встречаются лишь отдельные группы бедуинов и кочевников, которым не по душе организованная жизнь. Зеленая полоса вдоль реки, пересекающая желтые просторы пустыни, — вот, в сущности, и весь Египет. Здесь-то и живут египтяне. На каждый квадратный километр тут приходится по 800 человек, а это в три раза превышает плотность населения самого густонаселенного государства Европы.
Мы сели на судно в Асуане. Некогда из здешних каменоломен египетские цари вывозили гранит для памятников. Вся река, усеянная в этом месте островками, похожа на необозримую, залитую водой каменоломню. Два острова напоминают букеты, плывущие по речной глади. Один из них называется джезирее Асуан. Второй — эль-Атрун, славится ботаническим садом. Огромные деревья купают в реке свои ветви, загаженные стаями священных птиц. Священных по сей день, ибо они спасают урожай от гусениц и насекомых. Птиц охраняют. Полунагой юнга не знает их старого славного имени. Он зовет их абу крдан, И смеется, услышав, что это ибисы.
Наш отель в колониальном стиле времен английской королевы Виктории, расположенный над порогом Нила, несет на себе печать грусти о былой славе. Напротив отеля, через реку, на голой гранитной террасе стоит замок Ага-хана. Он купил его у египетского правительства за четыре тысячи фунтов. В стороне от оживленного центра города расположены выжженные зноем каменоломни. Возможно, именно здесь в смертельной жаре некогда надрывался раб, угрожавший Риму, — фракийский гладиатор Спартак. А посреди каменоломни лежит грубо отесанный с трех сторон обелиск. На нем нет никакой надписи. Только остатки деревянных клиньев; залитые водой, они набухли и расщепили камень. Монолит, над которым безуспешно трудились. Драма неоконченного произведения.
Асуан — порт. Многоэтажные пароходы свистят и гудят, как на нижней Миссисипи. Поезд подходит к самому порту. Кофейни на набережной служат как бы кулисами суматошной цивилизации. Стройные женщины плавным шагом идут за водой; они несут на голове не глиняные кувшины, обожженные деревенским гончаром, а жестянки от масла или старые консервные банки. Улицы завешаны рогожами. Сегодня в полдень термометр у входа в отель показывал 48 °C в тени.
Поднимаемся на судно. Здесь лучше — даже когда оно стоит, постоянно дует ветерок. Корабль наш похож на двухэтажный паром. В первом этаже, у самой воды— кухня, погребок, неизменный холодильник и четыре каюты с совершенно ненужными дверями, поскольку закрыть их — значит задохнуться от жары. Посреди судна бассейн с так называемой холодной водой, — на самом деле у нее температура горячего супа. На носу и на корме второго этажа крытая палуба, завешанная по бокам парусиной. В центре палубы — небольшой салон с письменным столом. Ели мы на носовой палубе. Писать — мы совсем не писали. На нашем суденышке нет ни мотора, ни мачты для паруса. Оно привязано к небольшому буксирному пароходику.
Старый черный капитан зорко наблюдает за погрузкой. Вы бы не поверили, что потребуется столько приготовлений для пятидневной поездки по священной реке. Наше судно буквально забито льдом, ящиками пива, минеральной воды, соков и кока-кола, корзинками с курами, банками консервов и плетенками с овощами. А нас всего двадцать человек! Неужели можно съесть все это? И представьте себе, когда мы вернулись, все было выпито и съедено. И индюк, и даже голуби, обитавшие на палубной крыше. Осталось лишь несколько бутылок кока-кола.
В целом мы жили неплохо и никоим образом не предавались обжорству. Что касается питья, то алкогольных напитков мы выпили очень мало, зато поглотили море воды, соков и пива. Целое море, а не какой-нибудь заливчик.