И с творением Сенмея другие могли сблизиться с тенями, как она. Может, налетчики, которые напали на Аомори-то, были так же отравлены. Он говорил, что изучал других жертв до нее.
Она дала ему такой шанс, потому что выжила после атаки ши-но-кагэ? И если Ноэ уже знал все и обладал эликсиром…
Эма задрожала от этой мысли, скрестила руки и замерла у пруда с кои. Не она одна пострадала от открытий этой ночью. Для нее смерть всегда была ожидаемым исходом. Было даже логично, что она получила невозможный альянс с тенями смерти. Но Саитама столкнулся с большей болью: смертью связи.
Ее сердце сдавила вина. Ее присутствие дало Сенмею возможность все это сделать. Хоть он был поглощен исследованием задолго до ее прибытия, она позволила ему воплотить теории в жизнь.
Нет. Она не будет виновна в действиях Сенмея. Но если бы она поняла, что происходило, может, это не зашло бы так далеко.
Саитама тоже так думал? У него было право жалеть, что он помог ей. И после того, как они поклялись…
Эма пошла дальше, вошла в главный дом, ноги стучали по коридору. Его комната была недалеко, возле этого крыла. И когда она прибыла, шоджи были широко распахнуты.
Саитама сидел на коленях один в темной комнате. Лампы из коридора бросали немного света внутрь, но он не зажег свои.
Как давно он там сидел?
— Саитама?
Он не сразу ответил. Она ждала на пороге, не зная, в каком состоянии он был. Назэ кратко рассказал о допросе Сенмея, но исход был ясен. Он предал брата из-за Ноэ и Фракции, искренне верил, что спасет клан, придумав потустороннее оружие.
Он поднял голову, но не посмотрел прямо на нее.
— Заходи, Эма. Посиди со мной.
Его тон был сдавленным, без эмоций, отличался от властного тона, каким его голос был обычно. Это сильно отличалось от ночи, когда они сидели в его саду, так близко…
Она прошла внутрь, разглядывая его рассеянное выражение лица. Она хорошо знала этот далекий взгляд.
— Я зажгу жаровню, — сказала она. Он не ответил, и она отошла и опустилась на колени перед жаровней, разожгла огонек. Эма взглянула на Саитаму, его голова была подперта рукой. Тени плясали на стене за ним, но она не ощущала холод ши-но-кагэ. Может, пока что монстры их оставят.
Эма села рядом с ним. Возле него лежал мешочек. Она не заметила это ранее, во тьме. Когда она поймала взгляд Саитамы, что-то блестело в свете огня. Она не дала себе охнуть. Ее сердце сжалось с желанием избавить его от этой боли. Хотя как она из всех людей могла такое сделать?
Если он не хотел ее тут, пусть так и скажет. Может, ему хватит того, что она посидит рядом.
Сколько ночей она желала, чтобы появился человек, который поймет одиночество предательства?
Саитама задел мешочек пальцами, а потом передал его ей.
— Все там. Улики предательства Сенмея, — он издал невеселый смешок. — Он даже ничего не отрицал, представляешь? Ему будто было радостно рассказать мне, — он фыркнул и указал ей открыть мешочек.
Эма опустила мешочек на колени, ткань была чистой.
— Можно?
Он посмотрел ей в глаза и склонил голову.
— Я поклялся тебе. Зачем мне скрывать это? К тому же, это касается и тебя.
Она кивнула, глубоко вдохнула и открыла, нашла несколько свитков пергамента со сломанными печатями. Эма вытащила один. Письмо Сенмею, почерк был изящным. Подпись была одним символом амариллиса, цветка. Она взглянула на Саитаму и стала читать. Изящные слова, вежливые фразы и намеки для раздувания желания Сенмея без конкретных обещаний.
— Их там десятки. Он все это время переписывался с Илией.
— Амариллис. Это Илия?
— Она не отзывается на то имя, но да, так ее звали с рождения.
Эма стала читать с разрешения Саитамы. Ничего конкретного не было, но некоторые слова могли относиться к ши-но-кагэ и прогрессу Сенмея. Женщина умела писать, это точно. Любой, кто мог читать, понимал, что они заигрывали между собой или уже состояли в отношениях глубже дружбы.
Ноэ знал о переписке его жены с Сенмеем? Или он и направил ее продолжать?
И зачем спасать их и рисковать тем, что улики его предательства раньше времени станут известны? Он был так уверен в том, что Саитама верил в него, что не уничтожил письма?
Эма подозревала, что Сенмей, скорее всего, верил, что Илия любила его.
Когда она прочла все письма, она вернула мешочек Саитама, и тот отбросил его в сторону.
— Это все моя вина.
— Нет. Ты не можешь винить себя в его решениях.
— Я мог это увидеть. Остановить. Я видел это. Что-то. Но не думал…
— Как бы ты смог? И если идти по этому пути, я должна тоже принять часть вины. Узнать, что ши-но-кагэ существуют, уже было безумием. То, что он может превращать их сущность в нечто, что можно поглотить, кажется невозможным. Откуда ты мог знать, что он затеял на самом деле?
— Он — мой брат.
— Вы семья, но не одинаковые. Вы не разделяете одну и ту же ответственность.