Видение невидения

Уже само понятие вины, моей вины — безумие. Как может быть виноват тот, кто не является виновником своего существования, кто не сам себя вызвал из небытия? Не случайно по-русски слово «вина» двузначно: вина-culpa[8]и вина-causa[9]. Бог, Творец всего видимого и невидимого, виновник (causa) всего, виновник и того, что я пал; но не виноват в смысле culpa, потому что само понятие вины (culpa) неприложимо к Тому, Кто все сотворил. Виноват тот, кто не выполняет возложенного на него Богом дела, все равно по силам оно ему или не по силам. Если же дело бесконечно, то оно всегда не по силам, и все же я виноват. Не святость определяет Бога, а Бог — святость. Все, что Бог повелевает делать, свято, если же я не выполняю Его велений, все равно почему, потому ли, что я не хочу, или потому, что не могу, я грешник и виноват. Когда же мы не понимаем жизни, не понимаем распределения добра и зла, счастья и несчастья между людьми и спрашиваем: почему? за что? мы уже прямо или непрямо обвиняем Бога. Я не говорю здесь о богоборчестве, на которое Сам Бог вызывает человека, чтобы он не успокоился в устойчивом и повседневном — в автоматизме мысли и повседневности. Иов восстал на Бога, а Бог оправдал его. Потому что в восстании Иова была бесконечная заинтересованность Богом: «Ходатаи мои, друзья мои! к Богу каплет око мое, чтобы я мог препираться с Богом, как человек с ближним своим» (<Ср.> Иов. 16, 20 — 21). Я говорю сейчас о «мудрости века сего», которая спрашивает: «я вознегодовал на гордых, видя благоденствия нечестивых; потому что нет им страданий до смерти их, и крепки силы их... на что смотрит Бог? есть ли ведение у Всевышнего, если эти нечестивые счастливы и достигают богатства?» (<Ср.> Пс. 72, 3-4, 11-12). Мудрости века сего достаточен ответ Екклесиаста: «и то, и другое (непонятное для нас распределение счастья и несчастья. —Я. Д.) устроил Бог для того, чтобы человек ничего не постигал за Ним» (<Ср.> Еккл. 7, 14). Пока человек в сокрушении духа не дойдет до полного сомнения, полного непонимания и незнания — мудрого незнания, он не поймет и Божественного безумия. В Божественном безумии мы не знаем, а непосредственно видим, как ограниченны и ничтожны все человеческие мерки и эталоны добра, любви, справедливости. В Божественном безумии псалмист, перед этим сомневавшийся в Божественной справедливости, говорит: «Когда кипело сердце мое и терзалась внутренность моя, я был невежда, не разумел, скотом был я перед Тобою. Но я всегда при Тебе, Ты держишь меня за правую руку. Советом Твоим Ты водишь меня и в славу восприимешь меня. Что мне на небе, что на земле, когда Ты со мною. Томится плоть моя и сердце мое, но твердыня сердца моего и часть моя — Бог навек» (<Ср.> Пс. 72, 21—26). К безумному Божьему неприменимы человеческие мерки: святость и грех, добро и зло, радость и страдание, радостное и страшное в пределе совпадают, и один полюс жизни уничтожает другой: святость убивает грех. Это Божественное mysterium tremendum[10]: «как страшны дела Твои!.. <...> Придите и созерцайте дела Бога, страшного в делах Своих над сынами человеческими» (<Ср.> Пс. 65, 3, 5). «Ты страшен, и кто устоит пред лицем Твоим во время гнева Твоего?» (Пс. 75, 8). «Я, только Я знаю намерения Мои, которые насчет вас имею, говорит Господь, намерения ко благу, а не на зло вам, чтобы дать вам будущность и надежду. И воззовете ко Мне, и пойдете, и помолитесь Мне, и Я услышу вас» (<Ср.> Иер. 29, 11 — 12).

Обвинять в чем-либо Бога, искать Его вину просто бессмысленно, потому что Бог, как Творец и виновник (causa) всего, вне понятия вины (culpa). Вина, грех — антропологические понятия, причем понятия только теоцентрической антропологии, и имеют смысл только для человека и только, если есть Бог: если бы не было Бога, не было бы и понятий вины и греха. Это снова Божественное безумие: если есть Провидение, Бог, руководящий мною, все устраивающий, без воли Которого и волос не упадет с головы моей, то я свободен, виновен, грешен и отвечаю за свой грех. Если нет Бога и я сам устраиваю свои дела, то нет у меня ни свободы, ни вины, ни греха. Высочайшая, подаренная человеку Богом привилегия — вина: быть виноватым за свое абсолютное несоответствие Божественному дару, просто: быть виноватым; нести вину без вины — вот что отличает человека от всей остальной твари. Моя вина — мое экзистенциальное противоречие, моя реальность в грехе: сотворенность, то есть конечность, и одновременно сотворенность по образу и подобию Божьему, то есть бесконечность, мое безумие, одновременно и бесовское, и Божественное. В этом безумии, в своей вине, в вине без вины, в видении своего невидения я нахожу свою ноуменальную сущность, мое призвание и предназначение: Я вас избрал, и так, будьте святы, как и Я свят, говорит Господь.

3