Видение невидения

Я смотрел на себя, на пустой невидящий взгляд и увидел свое невидение. Кто увидел? я; кто же другой. Но не я как рефлекс утерянной невинности: невинность еще не имеет лица, взгляда, она еще слепа; но и не я сам: я сам уже слеп, потерял взгляд, лицо, получив взамен лживую личину. Кто же я, увидевший свое невидение?

Апостол Павел говорит: «знание надмевает, а любовь назидает. Кто думает, что он знает что-нибудь, тот еще ничего не знает так, как должно знать. Но кто любит Бога, тот познан Им[11]» (<Ср.> 1 Кор. 8, 1-3). (1)

«Теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан (Богом. — Я. Д.)» (1 Кор. 13, 12). (2)

«Ныне же, познав Бога, или правильнее: быв познаны Богом, для чего возвращаетесь снова к немощным и бедным вещественным началам и хотите еще снова поработить себя им?» (<Ср.> Гал. 4, 9). (3)

Апостол Павел различает здесь три знания: во-первых, мнимое и ложное знание, порабощающее нас «немощным и бедным вещественным началам». Это знание не такое, «как должно знать», оно надмевает, при этом человек думает, что знает что-нибудь, но это знание обманывает его (1). Это знание — мудрость века сего, «мудрость мира сего», которое Бог обратил в безумие (1 Кор. 1, 20). Во-вторых, знание «как должно знать» <(2)>. Это знание возможно только для того, кто любит Бога (1), «любовь назидает» — учит этому знанию. Но сейчас, пока «я не вижу лицом к лицу, а как бы через тусклое стекло» (<Ср.> 1 Кор. 13, 12), это знание возможно только отчасти. Но и это, пока частичное, познание уже сейчас освобождает меня от рабства «немощным и бедным вещественным началам» (3). Что же это за знание? Оно заключено в познании меня Богом: «ныне же, познав Бога, или правильнее: быв познаны Богом...» (3), это знание — часть Божественного знания — познания меня Богом. Божественное познание — третье знание; истинное человеческое знание заключено как часть в познании меня Богом. Поэтому:

во-первых, истинное познание невозможно без любви к Богу. На современном языке: истинное познание: а) не только теоретическое, абстрактное, но теоретически-практическое, экзистенциальное; б) теоцентрично, а не антропоцентрично.

Во-вторых, познать Бога равносильно тому, чтобы быть познанным Богом:

а) мое знание не от меня, а от Бога и только часть Его бесконечного знания (1 Кор. 13, 12);

б) что я знаю, что я могу знать о Боге? Только то (причем пока отчасти), что Бог знает обо мне. В это знание Бога обо мне входит и Его отношение ко мне, и Его намерения относительно меня, как об этом говорят и апостол Павел, и Евангелия, и Старый Завет.

И в Старом и в Новом Завете, в отличие от священных книг других религий, о природе Бога Самого по Себе ничего не сказано. Библия начинает свой рассказ с творения мира из ничто. Творение из ничто — бесконечная сила и мощь Бога, Его всемогущество. Ничто полагает предел всем праздным вопросам о природе Бога Самого по Себе. О Боге мы знаем только то, что Он открывает нам о Себе, во-первых, в Старом Завете: через Моисея, пророков, псалмистов, во-вторых, в Новом — в Слове, ставшем плотью. Он открывает нам Свое отношение к нам и в этом отношении к нам — нас самих: в Его самооткровении мне Он открывает мне меня самого, моего «сокровенного сердца человека». Это основное отличие и иудейства, и христианства от остальных религий. Конечно и языческие религии до некоторой степени открывали человеку его сокровенного сердца человека. Без этого нет вообще религии, и без этого человек не может молиться. Но в языческих религиях откровение природы человека затемнено мифологическими или гностическими фантазиями о природе Бога Самого по Себе, а этого мы не можем знать, во всяком случае пока «видим отчасти, как бы через тусклое стекло». Говоря о природе Бога, мы навязываем Ему «немощные и бедные вещественные начала» нашего мира: мы не уподобляемся Богу, а уподобляем Его себе. Поэтому в языческих религиях и наше самопознание, и представление о Боге или натурализировано (в естественных народных религиях), или наоборот, интеллектуализировано (в философских религиях) и все же не доходит до сокровенного сердца человека. Я говорю о языческих религиях, а не об отдельных язычниках. Были язычники и такие, которые знали и Бога, и сокровенного сердца человека лучше, чем многие иудеи и христиане, но знали не благодаря своей религии, а вопреки ей; потому что, как говорит апостол Павел, закон Божий написан в сердцах всех людей.

Так вот самое главное и в Старом, и в Новом Завете: Бог открывается нам не для того, чтобы мы познали Его, каким Он есть Сам по Себе, — Он настолько превосходит нас, что пока мы этого и не можем понять, — но для того, чтобы мы узнали Его отношение к нам, чтобы я узнал себя самого таким, каким он видит меня; каким Он видит меня, такой я и есть — мой сокровенный сердца человек. Поэтому апостол Павел и говорит, что в любви к Богу я знаю Бога в Его отношении ко мне и узнаю себя самого в познании меня Богом.

Повторяю дважды два момента истинного познания по апостолу Павлу:

I. 1. Любить Бога.