Георгий хмыкнул и продолжил: – Вода, грязь, и снова вода и снова грязь. Того что там можно заработать, хватит лишь на бутылку водки, разве ты не видел, что город кишит «счастливыми» и «удачливыми» золотоискателями, – затем помолчав, продолжил: – Ты мне лучше скажи, неужто стоит она того?
Николай вновь ничего не ответил, да и как он мог объяснить. Они были так похожи и вместе с тем такие разные. Все что Николай делал в своей жизни, он делал по чести сказать ублажая свою гордыню и самолюбие, никогда за все годы он не был в нужде и по большей части получал все, что желал, тогда как Георгий вырос в крайней бедности и от того был зол, неутомим и неистов.
Георгий родился в дворянской семьи, но проку в том было мало, кроме разве что образования, батюшка его все пропил, а что не успел пропить, проиграл, так что к моменту, когда скончался, простудившись на крещенье, Георгий с сестрой и матушкой оказались в крайней нужде, а долги исчислялись сотнями. И теперь, наблюдая за ним, Николай был уверен, что в глубине души Георгий презирает его. Может он был и прав, только откуда другой может знать хитросплетения чужой души. Оттого-то, Николаю и не хотелось ничего объяснять.
– А если и вовсе отказаться от шерсти? – спросил Николай, вновь делая вид, что не услышал сказанного.
– Ты верно шутишь? Ты лучше меня знаешь ответ. Впрочем… – зло продолжил Георгий, – даже при самом плохом раскладе, для тебя все обернется не так уж и плохо. Чего не скажешь обо мне.
Николай пытливо посмотрел на своего пока еще друга, а затем продолжил:
– Что ж, я что-нибудь решу. Не бери в голову. Завтра все как мы и планировали. Ты уж не подведи. А на счет вопросов о ней, ежели, ты еще желаешь считаться моим другом, то лучше оставь это. Я ее ни с тобой, ни с кем другим обсуждать не намерен. А ежели ты не готов примириться, то нам самое время разойтись, на этом самом месте, дабы из друзей не превратиться во врагом в будущем.
Георгий кивнул головой в знак того что все понял и сказал: – Не сердись, и забудем, не мое это дело, все устрою, как и обещал. Не думай о том.
Николай ушел.
Щенок вздрогнул от звука закрывшийся двери, затем тоскливо заскулил, он только начал привыкать к теплу нового хозяина, и вот опять остался один.
Георгий подошел как окну и закурил, он видел, как Николай вышел из гостиницы и направился вверх по улице. Смешанные чувства царили в его душе, ему вспомнилось, как он первый раз познакомил Николая со своей семьей. Как его матушка, слепо и наивно сватала его сестрицу, не отличающуюся ни умом, ни красотой Николаю. Как тот улыбался и принимал в свой адрес расшаркивание матушки с высокомерным великодушием. И стыдливый румянец сестрицы, которой к тому времени исполнилось уже почти тридцать. Иевлев безусловно все понял сразу, но вида не подал, и был любезен и учтив и оттого Григорию вдвойне было тошно. Э-э-э-х, говорил же он матушке.
Вспомнил Георгий и то, как Николай выручил его, когда он, не совладав с азартом, единственным пороком и слабостью, которой был подвержен, попал в руки Петербургских жуликов и картежников не далее чем месяц назад. И свой постыдный позор.
Ему нравился Николай и своим умом и благородством и холодностью и спокойствием и вместе с тем в глубине души он понимал, что зависть разъедает и уничтожает то хорошее, что он испытывал к нему. Как легко быть добрым, когда ты красив, благороден и богат. Он посмотрел на дворового пса, опасливо подкрадывающего на тонких длинных лапах к его ноге, и тот напомнил ему его самого, мыкающего горе от будки к будке и нигде не находящему свое пристанище. По всей видимости, скоро им опять придется искать работу, Георгию было ясно как белый день, что этот корабль идет ко дну.
В тот день Степан Михайлович намеренно вернулся домой раньше обещанного. Те малые ростки подозрения, которые зародились в его душе еще на прошлой неделе, на днях стали крепнуть и прорастать подобно сорному вьюну, отравляющему жизнь и приносящему хаос, в ухоженный и аккуратно подстриженный сад его жизни. Он давно привык получать что хочет, в этом провинциальном диком городишке, мало кто решался мериться с ним силой, словно хищник находящийся на вершине пищевой цепочки, у которого не осталось врагов не потому что он их не нажил, а потому что враг подразумевает равную силу, а таких не было. Высокие чины он брал монетой и лестью, соперников в торговле хитростью, а мужика – нахрапистой силой и жестокостью. Здесь же он имел дело с человеком благородным и интеллигентным, а вот с этим сладить сложнее. Поди, разбери, что с этой интеллигенцией делать.