Видят ли березы сны

– Боюсь, Степан Михайлович, сие мероприятие вынужден буду отложить до следующего моего приезда к вам. Не далее как вчера прислали письмо, конечно же с опозданием, но не так, чтобы было уже слишком поздно. Так вот, мне надобно как можно скорее вернуться в Петербург. На фабрике, знаете ли, не разрешаемые без моего участия проблемы, да и я, порядком уже злоупотребил вашим гостеприимством. Тем более что о самом главном, мы уже пришли к согласию.

– Жаль, жаль, Николай Алексеевич, но вас прекрасно понимаю, хозяйство, дело такое, твердой рукою управлять надобно, хозяйской рукой то, – и он демонстративно сжал свою большую крепкую красную ручищу в кулак, да как треснет ей по столу, для пущего эффекта, так что тарелки с ложками зазвенели, а дамы схватились от испуга за сердце, – Вот так управлять надобно, – сказал он, обводя стол суровым взглядом, затем продолжил, но уже куда более миролюбиво: – Так когда отъезжать надумали? – Впрочем этот тон никак не вязался с языком его жестов до этого.

– Хотелось бы завтра, но боюсь, мы не успеем с моим приказчиком, так что послезавтра, но послезавтра это крайний срок.

Анна, услышав, как развивается разговор, изо всех сил сдерживалась, чтобы не разрыдаться и не броситься вон из гостиной. А ведь сегодня при встрече он не сказал ей, что уезжает. Вот только сейчас они стояли, будто схороненные самой природой под завесой дождя, в мире, где не существовало никого кроме них двоих, и вот уже он покидает ее.

Это конец. Весь мир перестал существовать в тот миг для нее, будто огромной каменой плитой придавило сверху, когда не кричать, ни дышать, ни двигаться, не было ни сил, ни возможности. И хотя она знала, что этот финал неизбежен, какое может быть будущее у нее, провинциальной нищей гувернантки, не отличающейся ни красотой и ни благородством происхождения, с ним. Однако же знать о предстоящем трагическом финале, и переживать его здесь и сейчас, совсем разные вещи. Как ожидание смерти, следующее неотвратимо за каждым из нас с первой секунды жизни, не равно моменту смерти. И хотя проживая каждый день, мы готовимся к неизбежному трагическому финалу, в обозначенный час, все равно оказываемся застигнутыми врасплох, не ожидая, что он наступит так скоро, а мы насладились жизнью так мало.

– Ну что ж, мы вполне все успеем, мой поверенный подготовит все бумаги, мы кое какие вещи еще обговорим, и как говориться, в добрый путь. За успех, Николай Алексеевич, за успех! – и он с улыбкой радостно поднял бокал.

Николай пытался уловить, не понял ли чего купец, не узнал ли о его любовных похождениях. Он пытался вглядеться в эти холодные как стекло голубые глаза, но ничего не увидел, да и черт с ним, и черт с этими ребусами, скоро он уедет отсюда, получив контракт на поставку шерсти, заберет с собой Анну, и выпутается из этой щекотливой ситуации. От этой мысли ему стало и весело и благостно и хорошо на душе, и он почти избавился от чувства страха и тревоги, хотя скорее лишь запрятал их.

Наконец тягостный ужин подошел к концу, нельзя было не заметить, как рады были выйти поскорее из-за стола все его участники. И хотя обычно все оставались коротать вечер в гостиной, хозяйка дома за шитьем, а мужчины, закуривали сигары, неспешно и лениво после плотного ужина, перебрасываясь фразами, за стаканчиком отменного испанского хереса, сегодня же разбрелись по своим комнатам, каждый сам с собой переживать мысли и чувства.

Анна не помнила как добралась до своей спальни и не раздеваясь, рухнула на кровать. На нее нашло отчаяние и горе такой силы, когда даже плакать не представлялось возможным. О, она бы с удовольствием дала волю слезам, которые солеными потоками смыли с ее души все горести, а потом вдоволь наплакавшись, уснула мертвым сном, а там и утро, а утро неизбежно прогонит все тени. Но нет, слезы не шли, лишь сердце с бешеной скоростью неслось галопом словно тройка лошадей, пытаясь вырваться из тесной груди на волю. Она потеряла счет времени, лишь по ярко сверкающему и плывущему по черному небу со скоростью вечности Сириусу, было понятно, что прошло не меньше часа, как вдруг кто-то постучал несколько раз в дверь, тихо, но настойчиво.

Анна вздрогнула, медленно приходя в сознание из сковавшего ее горестного оцепенения.

– Кто здесь? – еле слышно спросила она, прислушиваясь к звукам, доносящимся из коридора.

Тишина.

– Кто здесь? – чуть громче спросила Анна. Страх пробежал по спине.

– Анна, откройте, это я, – услышала она голос Николая.

Сердце перевернулось в груди, и радость, вновь услышать его голос с легкостью потеснили злость и обиду.

– Что вам нужно? Ступайте к себе, – все еще сердито прошипела она.

– Не глупите же, меня здесь услышат или чего доброго увидят, откройте же, нам нужно поговорить.