Вифлеем

Я потом рассказываю об этом Дженет. Думаю, что она сейчас покачает головой, издаст какой-нибудь сочувствующий звук, «как плохо-то» или «как это ужасно». Но она не сводит взгляд с окна. Только кивает и говорит:

– Потеря информации. Прямо как со мной.

Я смотрю на улицу. Звезд не видно, разумеется. Только приглушенные янтарные отражения на облаках.

– Я даже не могу вспомнить, как меня насиловали, – продолжает Дженет. – Забавно, по идее такое-то событие должно застрять в памяти. И я знаю, что это случилось. Могу вспомнить контекст, что было после, собрать историю воедино, только вот само… событие пропало.

Я вижу только изгиб ее щеки и краешек улыбки. Она уже так давно не улыбалась. Кажется, прошло несколько лет.

– Ты можешь доказать, что Земля вращается вокруг Солнца? – спрашивает она. – Можешь доказать, что все именно так, а не наоборот?

– Что? – Я захожу слева по осторожной аккуратной траектории. Теперь вижу все лицо, гладкое, уже почти без отметин, похожее на маску.

– Ведь не можешь, да? А наверное, когда-то мог. Все стерто. Или утеряно. Мы все так много забыли…

Она спокойна. Я никогда не видел ее настолько спокойной. Это почти пугает.

– Знаешь, я думаю, через какое-то время мы начинаем забывать вещи так же быстро, как учим их, – замечает она. – Думаю, так было всегда.

– И почему ты так говоришь? – Я старательно держу нейтральную интонацию.

– Нельзя сохранить все, просто не хватит места. Как можно воспринять новое, не переписав старое?

– Да ладно тебе, Джен. – Я стараюсь перевести разговор в шутливое русло. – У нас что, в мозгах память заканчивается?

– Почему нет? Мы конечны.

Боже, да она серьезно.

– Не настолько. Мы до сих пор не знаем, что в принципе делает бòльшая часть мозга.

– Может, и ничего. Как и наша ДНК, может, там в основном мусор. Помнишь, когда они нашли…

– Помню.

Я не хочу слышать о том, что там нашли, так как стараюсь забыть об этом уже много лет. Ученые нашли полностью здоровых людей, у которых практически не было мозговой ткани. Они нашли людей, живущих среди нас, с головами, заполненными спинномозговой жидкостью, которые обходились тонким слоем нервных клеток там, где должен был находиться мозг. Эти люди выросли, стали инженерами, учителями, прежде чем выяснили, что вообще-то должны были стать овощами.

Ответов так и не нашли. А искали очень пристально. И даже, насколько я слышал, сделали какие-то успехи, прежде чем…

– Потеря информации, – говорит Джен, – ограниченный объем памяти.

Она всё ещё улыбается мне, озарение сверкает в глазах головокружительным сиянием. Но я вижу то, что видит она, и не понимаю, чему Джен радуется. Вижу, как расширяются две сферы, одна внутри другой, и внутренняя побеждает. Чем больше я узнаю, тем больше теряю, мое собственное ядро распадается изнутри. Все основы растворяются: откуда я на самом деле знаю, что Земля кружится вокруг Солнца?

Почти вся моя жизнь – это акт веры.

* * *

Мне еще полквартала до зоны безопасности, когда он сваливается на меня из окна второго этажа. Мне везет: он выдает себя звуком по пути вниз. Я вовремя выворачиваюсь. Мы задеваем друг друга, и он тяжело шлепается об асфальт, подвернув лодыжку.

Теоретически пистолеты до сих пор вне закона. Но я вытаскиваю свой и стреляю грабителю в живот, пока он не очухался.

Какое-то движение. Неожиданно слева показывается женщина, большая, ростом почти с меня, лицо угрюмое, жесткое, стоит там, где еще секунду назад был только тротуар. Руки держит в карманах порванного пальто. Кажется, в одной что-то сжимает.

Пушка или блеф? Частица или волна? Дверь номер один или номер два?

Я направляю пистолет в ее сторону. Изо всех сил пытаюсь выглядеть как человек, который не потратил только что последний патрон. На одну безумную секунду думаю: не важно, что случится здесь, умру я или выживу, может, действительно существует параллельная вселенная под каким-то невозможным углом, где все в порядке.

Нет. Ничего не происходит без наблюдателя. Может, мне просто стоит посмотреть в другую сторону…

Она исчезла, ее проглотил тот же переулок, что отрыгнул до того. Я переступаю через клокочущее нечто, извивающееся на тротуаре.

– Тебе тут оставаться нельзя, – говорю я Дженет, добравшись до убежища. – И неважно, сколько там вольт вкачивают в ваше ограждение, это место небезопасно.

– Естественно, – говорит она. Включила телевизор на Шестой канал, рупор самого Господа вещает без всяких помех и накладок; у возрожденцев на орбите есть спутник, и эта тупая железяка никогда не выходит из строя.

Дженет, правда, на экран не смотрит. Просто сидит на софе, подтянув колени к подбородку, и глядит в окно.

– На кампусе охрана лучше, – продолжаю я. – Мы можем отвести для тебя комнату. И ездить на работу не надо.

Дженет не отвечает. На экране говорящая голова дает лекцию об Отравленных плодах Светской науки.

– Джен…

– У меня все нормально, Кит. Внутрь еще никто не прорвался.

– Но прорвется. Им всего-то надо набросить на ограждение какой-нибудь резиновый коврик, и все – первая линия обороны сдана. Рано или поздно они взломают коды к главным воротам, или…