Вихрь

— Смотрите сюда. Вот стрела, обозначающая контрнаступление гитлеровцев. Оно началось от Фехервара и нацелено на долину Вали. А вот здесь стоял батальон Татушина с задачей ни на шаг не отходить, что бы ни случилось, так как, в случае если шоссе будет свободным, фашистские танки за полчаса будут в Буде. Ясна схема? Не так ли? Такова была обстановка до одиннадцати часов утра, когда гитлеровцы предприняли натиск и прорвались справа и слева от шоссе силой до полка. Положение стало нешуточным, так как угрожало прорывом всего фронта. Что же делает Татушин? Этот сумасшедший, этот разбойник… Вместо того чтобы стоять на месте до последнего, он, оставив в арьергарде одну роту, усадил весь батальон на грузовики, повозки, а то и верхом на лошадях и начал отходить. Командир дивизии пришел в ярость. А Татушин тем временем все отходил да отходил. Гитлеровцы, разумеется, сбили заслон и каюк бою. Ан не каюк. Только тогда-то он и начался. Татушин раскрыл свои карты. Вот смотрите. Здесь, у подножия холма, он устанавливает на огневых позициях батарею противотанковых пушек, а вот здесь, возле населенного пункта Вертипуста, — вторую батарею, а сам с пехотой сворачивает влево и выходит основными силами батальона во фланг гитлеровцев. Представляете, что это такое? Противотанковые пушки расстреливают двадцать два танка противника, шоссе забито горящими «тиграми», а фашистские роты одна за другой гибнут под огнем, как… Да чего я вам тут рассказываю, вы все равно не поймете, что такое татушинская контратака! Командир дивизии тем временем просит себе подкрепление, проклиная на чем свет Татушина, который наголову разбил противника и преспокойно уплетает мясные консервы, положенные на обед.

Протоптавшись в снегу около часа, мы наконец увидели нашего Геркулеса, который ехал в повозке с кожаным верхом (и где он только откопал такую!). Это был рыжеволосый мужчина маленького роста, под застегнутой шинелью у него выпирал небольшой животик. На голове у него была казацкая кубанка. Ни на какого Геркулеса он не был ни капельки похож, да и на военного тоже. Скорее, его можно было принять за тыловика, который, освободившись от дел, после обеда решил пойти поиграть в шахматы. Агаев выхватил Татушина из повозки, поднял на воздух и расцеловал, воскликнув:

— Вот он, наш герой, капитан Татушин!

На обратном пути в расположение Родан сказал, что, быть может, этот дядя и является лучшим офицером в дивизии, однако он выбрал, бы себе более интеллигентного героя. Этот слишком уж похож на сардельку.

Спустя неделю мы познакомились ближе с капитаном Татушиным. Он получил пополнение, и батальон был снова укомплектован. Мы к тому времени тоже обзавелись бричкой, на которой разъезжали в случае необходимости. Однажды мы ехали проверять один дальний пост. У железнодорожного шлагбаума к нам подошел здоровенный казак с густой шевелюрой. Довольно долго он разглядывал нашего трехгодовалого гнедого.

— Послушайте-ка, — начал он, — наш капитан давно хотел заполучить себе вот такого гнедого. Давайте меняться: я вам за него двух серых лошадок дам.

Родан откинулся на спинку сиденья и сказал казаку:

— Дружище, не скрою, у меня тоже иногда бывают заскоки. Но не такие.

— Я не понимаю, о чем ты…

— Пять дней назад вот на этом же самом месте один начальник подобными же сказками выманивал у меня лошадь. Он тоже обещал отдать мне взамен две. Я его ждал до самой темноты, но так и не дождался. Не ваш ли человек был тот разбойник? Уж больно похожие сказки вы оба рассказываете!

Казак рассмеялся:

— Одурачили, значит, тебя?

— Да, но только в первый и последний раз.

— Братишка, среди нас таких людей нет! Наш капитан их терпеть не может.

— Ваш капитан?!

— Если бы ты знал капитана Татушина, тогда бы так не говорил.

— Татушина? Да мы его знаем! Однако сначала я хочу поглядеть на твоих серых.

— Значит, меняемся?

Надежда, что он сможет доставить Татушину радость, сделала казака более любезным. Следуя впереди, он привел нас в конюшню, переоборудованную из деревянного сарая, в которой стояло несколько лошадей. Казак дал нам право выбирать. Мы показали на двух лошадок.

— Вот эту берите.

— Одну?

— Нет, дам и другую, но эту обязательно возьмите, не лошадь, а огонь.

Проговорил он это с такой убедительностью, что мы согласились. На этом процесс обмена закончился. Вдруг из дома вышел сам Татушин. Увидев нашего гнедого, он так обрадовался, что никак не хотел отпускать нас без угощения.

— Никуда вы так не поедете, — сказал капитан, затаскивая нас к себе. — Выпьем за сделку, тогда и поедете. Мишенька, давай-ка побыстрее обед, неси на стол большое блюдо с жареным мясом.

Глядя на приветливого, чуть заспанного капитана, я снова с некоторым недоумением подумал: «Так это и есть самый лучший офицер дивизии?» Круглое полное лицо его не выражало ни холодной расчетливости, ни хитрости, ни безумной храбрости, словом, ничего такого, что бы свидетельствовало о его исключительности. Приветливое лицо здорового человека — и только.