Вихрь

Нестерпимый вой раздавался с самых высоких башен Вокс-Кора. Этот сигнал предупреждал о нападении врага. Смысл сигнала не мог измениться. А если Вокс-Кор мог включить сирену, это значило, что энергоснабжение хотя бы частично восстановлено.

Вокс-Кор жив!

— Ну и что? — промямлил Турк, еще борясь со сном.

— А то, что у нас есть шанс вырваться! — Я попыталась привстать и осмотреться. Вокс-Кор по-прежнему почти полностью тонул во тьме. Но я не успела отчаяться, как с ближайшей башни ударил луч прожектора. Он скользнул по лишенному деревьев лугу и осветил фермеров, уже тушивших свои костры и хватавшихся за оружие. Луч прожектора недолго оставался в одиночестве: башня за башней, квартал за кварталом Вокс-Кор неумолимо восставал из тьмы, опоясываясь огнями. Аэродромы на крышах высотных зданий стали россыпями огоньков: там готовились к взлету несущие смерть боевые воздушные машины.

У меня пошла кругом голова. Я услышала собственный отчаянный крик: «Мы здесь! Сюда!» Может, из меня вырвалось не буквально это, но какая-то похожая дурь. Гражданственный пыл Трэи бурлил и рвался из моей глотки.

А потом мы попали под смертоносный огненный град, косивший фермеров одного за другим.

Глава 5 САНДРА И БОУЗ

Сандра отметила в журнале два часа предстоящего отсутствия, присоединив к обеденному перерыву лишний час, который раньше хотела посвятить очередной беседе с Оррином Матером. Ресторанчик, где она назначила встречу Боузу, был забит продавцами из магазина ковров на другой стороне автострады, но она выбрала столик подальше от столпотворения, за пластмассовым фикусом — каким-никаким поглотителем шума. Здесь как будто можно было спокойно побеседовать. Боуз, появившись, одобрительно кивнул.

Он был в цивильной одежде и в таком виде понравился Сандре больше: ему шли джинсы и белая рубашка, делавшая его еще смуглее. Она осведомилась, на работе он сегодня или у него выходной.

— На работе. Но я не всегда ношу форму. Я ведь из отдела расследования грабежей и убийств.

— Ух ты!

— Это не так романтично, как кажется. После Спина у нас прошла серьезная реорганизация. Отделы расформировывали и снова создавали, прямо как из деталей «лего». Я не детектив, а так, занимаюсь рутинной работой. И вообще новый человек в дивизионе.

— Но что вас связывает с Оррином Матером?

Он нахмурился.

— Сейчас объясню. Но сначала я бы хотел обсудить текст.

— Я заметила, что вы избегаете называть это «текстом Оррина». Не верите, значит, что он это сам написал?

— Я этого не говорил.

— Иными словами, хотите сначала услышать мое мнение, а уже потом поделиться своим. Ну что ж, начнем с самого очевидного. Вы прислали мне приключенческую повесть, действие которой разворачивается в будущем. Язык, которым она написана, резко отличается от речи Оррина. Сюжет повести не больно изобретательный, но нюансы человеческого поведения, которые в ней описаны, достаточно сложны и не похожи на то, что успел проявить за наше недолгое общение Оррин. Может быть, орфография текста подверглась исправлению, а если нет, то грамматика и синтаксис сильно отличаются от стиля речи Оррина.

Боуз кивнул, соглашаясь с этим.

— Но с заключением вы все-таки не спешите?

Подумав, она ответила:

— В общем-то, да.

— Почему?

— По двум причинам. Одна из них побочная. То, что автор — не Оррин, как будто очевидно, но тогда непонятно, зачем он так осторожничает, и для чего вам мое мнение… Вторая причина — профессиональная. У меня есть опыт общения с множеством людей, страдающих всякими психическими отклонениями, и я научилась не доверять первым впечатлениям. Бывают пленительные психопаты и очень разумные параноики. Поведение Оррина может быть напускным, возможно даже, что это сознательный обман. Вдруг он хочет, чтобы мы принимали его за дурачка, тогда как он вовсе не дурачок?

Загадочный взгляд, которым на нее смотрел Боуз, и его неуместная улыбка ее смутили.

— Хорошо, даже отлично! А сам текст? Что о нем скажете?

— Я не изображаю из себя литературного критика. Но если считать этот текст сочинением пациента, то нельзя не обратить внимания на то, какое значение в нем придается индивидуальности, особенно смешанной. Повествование ведут от первого лица двое, даже трое, ведь девушка никак не разберется, кто она на самом деле. Даже рассказчик-мужчина нарочито лишен прошлого. А тут еще гипотетики и возможность взаимодействия с ними… В реальной жизни утверждение человека, что он общался с гипотетиками, — первый признак шизофрении.

— То есть, если Оррин сам все это написал, то он, по-вашему, шизофреник?

— Ничего подобного! Я говорю, что на текст можно посмотреть и так, только и всего. На самом деле мое первое впечатление от Оррина — что его, скорее, можно отнести к аутистам. Это еще одна причина, почему я не исключаю, что автором может быть и он сам. Деятельные аутисты часто бывают красноречивыми и выразительными писателями, даже оставаясь совершенно неспособными к обшению с другими людьми.

— Что ж, — задумчиво проговорил Боуз, — неплохо, это может нам помочь.