Читаем Вихри на перекрёстках полностью

Володе не хотелось долго задерживаться в чужом от­ряде. Он терпеливо слушал разговоры за столом, а мыс­лями и душой уже был среди друзей. Обрадовался, узнав, что из «Буденовца» сформирована бригада, в которую входят три отряда. Стоят они в лесу за железной доро­гой Жлобин — Калинковичи.

— Так я пойду,— сказал наконец Володя и начал прощаться с командирами и летчиком.

— Дать сопровождающих до Березины? — спросил командир соединения,

— Я тут все тропинки знаю, доберусь. Только пароль дайте.

После госпитальной палаты в лесу дышалось не­обыкновенно легко. Не чувствовался вес ни вещевого мешка за плечами, ни автомата, ни запасных дисков к нему. Только немного мешал планшет, подаренный лет­чиком; все время путался на длинном ремне в ногах. Но в нем хранилось самое дорогое: Володя переложил в не­го из вещмешка толстую тетрадь с военными песнями. Ох, какие песни! Впервые он услышал их в госпитале, от раненых бойцов.

«Темная ночь...» Есть ли на свете лучшая песня! Раз­ве может у фрицев родиться такая? Для нее нужна ши­рокая свободная душа. Оловянным солдатам этого не понять. Вернется хлопец в отряд и споет ее Зине и ребя­там.

Подходя к знакомой приберезинской деревне Святое, Володя мысленно прикинул, кого бы попросить перевез­ти его через реку. А когда поднялся на песчаный приго­рок, в оцепенении остановился: на месте деревни черне­ли только стволы деревьев да облупившиеся печные трубы. Острая боль сигала сердце парня, подкосились ослабевшие ноги. Пришлось присесть на корень придо­рожной сосны...

Миновав не одну разрушенную печь, Володя встре­тил, наконец, живую душу. Сидя на обгоревшем полене, понурая женщина перебирала мелкую картошку. Запав­шие глаза ее едва светились на темном худом лице.

— Тетенька,— обратился к ней Володя,— нет ли тут где-нибудь лодки?

— А кто вы такой? — безразличным глухим голосом спросила женщина.

— Зачем это вам?

— Если были вместе с немцами, так должны знать, где наши лодки, где мои дети, где все...

— Не был я с ними. Я свой, партизан.

Услышав ответ, женщина сморщилась и с отчаяни­ем в голосе начала рассказывать, как однажды в дерев­ню приехала на лошадях большая группа вооруженных людей. Многие были даже с ленточками на шапках. Они называли себя партизанами, вошли в доверие к жителям. Тут их угощали, проклинали при них гитлеровцев, пре­дателей. А немного спустя на машинах нагрянули фа­шистские каратели. Крестьяне поняли, какие это «парти­заны», лишь тогда, когда те вместе с немцами начали поджигать избы и убивать все живое. Мало кто уцелел тогда...

— Идите туда,— махнула женщина рукой в сторону вишневого садика, из-за которого виднелись две трубы.— Там деда Остапа найдете. У него, кажется, сохра­нился челн, потому что ловит рыбу.

Старик тесал небольшое бревно. Увидев Володю, он, словно зоркий ястреб, разогнулся и как-то напружинил­ся. Казалось, еще мгновение, и бросится с топором на вооруженного человека. Но, как видно, звездочка на пи­лотке успокоила деда. Глянув на нее, он протер глаза, шмыгнул носом, воткнул топор в бревно и заговорил:

— Вот, сынок, хочу до зимы какую-нибудь хатку слепить.

— Правильно, дедушка, нужно.

— Ох, горюшко наше. Пусть бы деревни жгли, а за­чем людей?.. Они же нужны жизни.

— Просьба к вам, дедуля: перевезите, пожалуйста, на ту сторону.

— Вы кто же будете?

— Свой я, свой!

— Я-то сразу узнаю человека... Гм... Пойдем.

Солнечные лучи легли на зеркальную гладь Берези­ны. Вода блестела живым серебром и слепила глаза. Ста­рик вытащил из ивовых кустов челн и столкнул его на прибрежные волны. Быстрая река подхватила челн и по­несла вниз по течению. Суденышко закачалось, и парти­зан, сидя на корточках, старался не потерять равновесие. Весло в руках старика, будто перышко, перелетало с бор­та на борт. Наконец челн пошел в нужном направлении. Наблюдая за ловкими движениями деда Остапа, Володя не понимал, почему он так торопится. И только когда су­денышко ткнулось носом в противоположный берег, ста­рый рыбак сказал:

— Вдоль берега не ходите. Я нарочно ничего не го­ворил, чтобы не испугать вас. Человек на воде не дол­жен волноваться. Скоро из Шатилок должен немецкий сторожевой катер пройти. Как только солнце сядет вон за тем сосняком, он тут как тут.

Старик быстро погнал челн назад, а Володя присел на луговую траву в прибрежных кустах, решив посмот­реть на немецкий катер. «Деревня Святое,— думал он.— Даже такое название не остановило фашистских карателей, подносивших пылающие факелы к соломенным кры­шам». Володя старался осмыслить произнесенные дедом Остапом слова: «Люди нужны жизни». И пришел к вы­воду, что они гораздо глубже по смыслу, чем «жизнь нуж­на людям». Старик видел и понимал жестокость и бес­пощадность фашистов к нашему народу. Наверное, по­этому и сказал так.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лира Орфея
Лира Орфея

Робертсон Дэвис — крупнейший канадский писатель, мастер сюжетных хитросплетений и загадок, один из лучших рассказчиков англоязычной литературы. Он попадал в шорт-лист Букера, под конец жизни чуть было не получил Нобелевскую премию, но, даже навеки оставшись в числе кандидатов, завоевал статус мирового классика. Его ставшая началом «канадского прорыва» в мировой литературе «Дептфордская трилогия» («Пятый персонаж», «Мантикора», «Мир чудес») уже хорошо известна российскому читателю, а теперь настал черед и «Корнишской трилогии». Открыли ее «Мятежные ангелы», продолжил роман «Что в костях заложено» (дошедший до букеровского короткого списка), а завершает «Лира Орфея».Под руководством Артура Корниша и его прекрасной жены Марии Магдалины Феотоки Фонд Корниша решается на небывало амбициозный проект: завершить неоконченную оперу Э. Т. А. Гофмана «Артур Британский, или Великодушный рогоносец». Великая сила искусства — или заложенных в самом сюжете архетипов — такова, что жизнь Марии, Артура и всех причастных к проекту начинает подражать событиям оперы. А из чистилища за всем этим наблюдает сам Гофман, в свое время написавший: «Лира Орфея открывает двери подземного мира», и наблюдает отнюдь не с праздным интересом…

Геннадий Николаевич Скобликов , Робертсон Дэвис

Советская классическая проза / Проза / Классическая проза