Викинг

Юрий Михайлович смотрел на Перстня и чувствовал, что перестарался. Впопыхах расправился с сыном, не подумав, что это способно убить и отца. И последнее, кажется, могло произойти в любую минуту. Уж больно бледен был Перстень, причем, нехорошо бледен: с какой-то мертвенной сероватостью, наводящей на самые траурные мысли. Ему бы лежать и лежать. Так нет, собирается сегодня же лететь домой. Очень может быть, что не долетит, преставится по дороге. И что тогда станет с арсеналом?

Долгорукий посторонился, уступая дорогу медсестре.

— Больной, хоть мы и сняли с себя всякую ответственность, но обязаны сделать все, чтобы сохранить вашу жизнь. Лягте на минуту, я вам сделаю укольчик, — затараторила она.

— Давай, Илья Самойлович, соглашайся. Они знают, что делают, — поддержал Долгорукий.

Перстень молча улегся на уже собранную постель, обнажил дряблый зад. Медсестра отточенным годами движением всадила иглу, мягко вжала поршень, мазнула пару раз ваткой.

— И лекарства, что вам дали, не забывайте принимать, как доктор написал, — напомнила она.

— Угу, — промычал Перстень и, натянув штаны, уже в который раз посмотрел на часы.

— Илья Самойлович, дорогой, мне кажется, вам было бы лучше остаться! — Долгорукий и сам не понял, с чего бы это он перешел на «вы».

— Завтра хоронят моего сына, — в голосе Перстня уже не осталось никаких эмоций: он напоминал запрограммированную речь робота.

— Я искренне сочувствую вашему горю, но ведь жизнь продолжается. У нас с вами впереди столько дел.

— Вы, Юрий Михайлович, извините, чушь порете. Какие могут быть дела, когда у меня убили сына.

Долгорукий уже успел забыть, когда в последний раз с ним разговаривали подобным тоном, и пролепетал нечто малоубедительное:

— Но поймите, из-за вас могут пострадать интересы многих людей.

— Раньше надо было думать об интересах людей. А то сначала сделали, а теперь за голову хватаетесь: ой, переборщили, как бы теперь на неприятность не нарваться!

Вот, наконец, и прозвучали роковые слова. Невозможно было еще прозрачнее намекнуть на то, кого именно Перстень считает организатором убийства сына. А еще стало ясно, что не все чувства угасли в душе у Ильи Самойловича. Одно из них, наоборот, разгорается все ярче и вскоре по своему накалу заменит остальные. И чувство это — жажда мести. Надо отдать должное Долгорукому — он моментально уловил изменение в состоянии Перстня и легко догадался, с чем это связано.

— Эх, дорогой Илья Самойлович. Вся беда в том, что не на кого положиться. До сих пор не пойму, кто меня окружает: то ли преданные дураки, то ли умные предатели. Вечно делают не так, как надо.

— Да, да, — эхом отозвался Перстень, мигом потерявший интерес к разговору.

— Ведь приказали этому кретину — разобраться с похитителями контейнера, — как ни в чем не бывало продолжал Долгорукий. — А он что? Не понял? Или сделал вид, что не понял? Почему поднял руку на тех, кого и пальцем не смел тронуть? Надо разобраться.

— С кем именно? — встрепенулся Перстень.

— Э, Илья Самойлович, зачем тебе его имя? — несколько на восточный манер протянул Долгорукий. — Это сильный человек. Тебе с ним не справиться, раздавит как муху.

— Но вы-то хоть с ним разберетесь?

— Кто знает, кто знает? Как это говорится: кто старое помянет тому глаз вон. Если мы решим снова с ним сотрудничать и он опять напортачит, тогда придется наказать. А за прошлое… Нет смысла. Кому это надо?

— Мне! — непроизвольно вырвалось у Перстня.

— Да? Но ты же отказываешься дальше с нами работать, — снова, тонко уловив момент, перешел на «ты» Долгорукий. — Какой тогда нам смысл заниматься таким сложным делом?

— Но ведь в этом есть и ваша вина! — в отчаянии воскликнул Перстень.

— Что-то я ее не чувствую, — цинично ответил Долгорукий. — Ошибка — возможно, но вины — никакой.

— Имя, его имя! — Перстень, казалось, был готов броситься на своего собеседника.

И Долгорукий испугался. Но совсем другого. «Чего доброго, его сейчас хватит удар», — подумал он и примирительно сказал:

— Я могу назвать его имя, но тебе от этого будет только хуже. Представь, ты знаешь убийцу своего сына, но не в состоянии отомстить ему…

— Хорошо, — сдался Перстень. — Чего вы от меня хотите?

— Для начала — сущую мелочь. Надо на время приютить консервы.

— Какие еще консервы? — изумился Перстень.

— Рыбные. Во всяком случае это все, что тебе следует о них знать.