Северин любовался Василисой. Выросла пусть и не намного, но округлилась, в движениях появилась плавность и благородство. Наливное яблочко, да и только. Душегрейка, отороченная беличьим мехом по вороту, подчеркивал тонкую талию. Зеленая шерстяная запона, накинутая поверх рубашки скреплена жемчужными застежками. Яркая, разноцветная шаль, из-под которой на грудь легла медового цвета коса, соперничала в красках с белым лицом, румянцем и васильковыми очами. Шрам, если нянька не выдумала, под платком спрятала.
Воин подошел поближе, увидел рядом лавку с мехами, и, не торгуясь, купил лисью шкурку. Снятая чулком вместе с головой, и вставленными в глазницы бусинками, лисица, была чудо, как хороша. Сделал еще шаг, чтобы быть поближе к торгующейся за отрез бархата пожилой боярыне, якобы тоже товаром интересуясь. Хотелось взять милую за белые ручки, передать жар своего сердца.
Но Василиса фыркнула, и пошла дальше. Думал Северин у другого лотка перехватить, троицу со свекровью во главе, да не успел. Девушки и старуха садились в расписные сани.
Побежал, по подтаявшему снегу, и, догнав, недалеко отъехавший санный выезд, запрыгнул на полозья. Кинул шкурку прямо Василисе на колени.
И спрыгнул. Успел только поймать растерянный взгляд синих, как Ильмень — озеро, глаз.
Глава 22. Разговор с князем
Свататься и вправду рано. Ни своего угла, ни надела земли. Даже ладьи нет. Всего богатства — меч да слава воинская. Пошел к князю на поклон. Время, конечно, не самое удачное, князь в горе, но варяга принял.
Сидел он в кресле, подбитым алым бархатом, по образу Киевского престола, о коем мечтал, и про то дружине ведомо.
— Челобитную прими, княже.
— О чем просишь, Северьян?
Они остались одни в покоях, слуг князь отослал, потому поманил варяга рукой, приглашая сесть на ступеньки у кресла.
— Жениться хочу, а дева из боярского рода, мне бы хоть самую бедную деревушку, да чин боярский.
Князь помолчал, грустно улыбнулся своему самому ближнему гридню.
— Нет на то моей власти, не могу ни себе земли забирати, ни воинов ближних награждать, Теперь в этих землях главный посадник. А за тебя твой друг тысяцкий может похлопотать. Или надо тебе в другие княжества уезжать. Могу грамотку тебе дать, князю Владимиро — Суздальскому, что служил ты верно не жалея живота своего. Ты воин храбрый, верю, что будет тебе награда, вотчина земельная, а девок, хоть и боярских, и там полно.
— Да, мне одна нужна — Северьян поклонился князю и ушел восвояси. Горько на душе стало, видно быть ему, до скончания века, бродягой.
Но к Ярец Даниловичу все же пошел. Нет, не просить, просто рядом с другом веселее. В теплом его дому, он чувствовал себя своим. При тысяцком и сын со снохой, и внуки, в отдельном тереме, но в одном дворе живут. Привечала его и хозяйка, всегда пирогами да мясной похлебкой, если не постные дни. До масленицы, тюря на квасе, заправленная луком и хлебом. Для сытности льняное масло добавлено. А сегодня поросенок запеченный, с хреном и горчицей, и кашей нашпигованный. Студень, дрожит в блюде, переливаясь янтарными каплями жира. Ярец, после бани, в одной рубахе, рыжая борода и кудри, так и сияют золотом.
— Что соколик наш не весел, что головушку повесил? — Встретил друга прибаутками тысяцкий.
— Быть мне бродягой, Данилыч.
— Пошто? Князя вроде не выгоняют, хороший князь, правильный.
Похлебали молча варево. Хозяйка принесла расстегаев, да блинов. Меду, да клюквенного взвара.
Вот бы сейчас и начать разговор о наделе земли, но Северин, и так обязан другу жизнью, до сих пор вспоминает свой чудский плен. Ничего не сказал, поклонился в пояс хозяину и хозяйке за угощение.
— За мед, за кашу, за ласку вашу. — И ушел.
— И чего приходил? — недоумевал Ярец. — Ведь видно сказать что-то хочет.
— Да дело у него одно. — Подсела к мужу жена. — Свататься удумал к боярину Сударову, к дочери брата.
— Василиса нашлась? — Тысяцкий с досады крякнул. Вечно эти бабы самое интересное первыми узнают.
— Нашлась, так ведь это дело бабье, не государево, чего спешить, тебе говорить, — засмеялась жена. Была она под стать мужу, высока, величава, и возраст только красил ее, потому что жила в любви и ласке.
— Ну, и что не посватался?
— Так ведь он без роду, без вотчины. Это он в их свейских землях прынц, а здесь всего лишь воин.
— Знатный воин, княжий ближний.
— Ну, от этого терем не поднимется, мошна не вырастет, — парировала жена.
— А ведь хороший.. — Но Ярец оборвал себя на полуслове. Скажешь, а потом бабы на торгу проболтаются, а ежели не выгорит дело?
И он поцеловал жену в губы, и, встав с лавки, понес ее в опочивальню.
Глава 23. Совет