Велеслав не стал говорить, что лично проверяет каждую, которую князю на ночь предлагает.
Попробовали предложить Владимиру иное:
– Князь, может, отправить гонца?
– Куда?
– Чтоб вернул княгиню?
Владимир головой помотал:
– Нет, не нужно. Пусть там посидит, ей урок будет и Изяславу тоже.
– Жалеешь, что не казнил?
– Нет, не то. Не могу понять, ведь казалось, что она меня любит. А оказалось – ненавидит в глубине души.
Велеслав вздохнул:
– Знаешь, князь, от ненависти до любви один шаг, так ведь и обратно тоже. Рогнеда ревновала тебя к другим женщинам. Эти женщины… от них никогда не знаешь, чего ждать. Но ты не беспокойся, я теперь каждую, которая к тебе подходит, сначала проверяю, чтобы ничего с собой не принесла.
Князь поморщился:
– Я не боюсь быть убитым, даже Рогнеда не посмела, а уж у остальных тем более духа не хватит.
– Тогда что тебя беспокоит, что княгиня вдруг возненавидела? Так сам сказал: посидит там, урок ей будет, снова полюбит, и еще как!
– Они все меня любят, не только жены, женщины, все – мужчины, дети, девы, дружинники, старики… Но что если у каждого за пазухой свой камень, если эта любовь только кажется? У стариков – только пока я их содержу, у дружины – пока пиры устраиваю и щедро оплачиваю, у женщин – только пока подарки дарю и каждой лгу, что она единственная. Говорят, дети любят тебя просто за то, что ты такой сильный, за то, что ты есть. Но мой сын, который оружие получил из моих рук, мной восхищался и мне подражал, ненавидит меня настолько, что это же оружие против меня поднял. Где любовь? Чему верить?
– На этот вопрос, наверное, может ответить только бог.
Будь рядом Добрыня, тот сумел бы объяснить непонятное, но дядя далеко в Новгороде присматривал за Вышеславом и Алохией.
Удивительно, но оказалось, что с женщинами трудней справиться, чем с Ярополком. Кто мог ожидать от смирной, слабой Алохии такой твердости духа. Это все Рогнеда ее научила…
Снова Рогнеда.
Владимир даже мысленно называл ее этим именем, хотя требовал, чтобы откликалась на Гориславу. Догадывался, что все зовут Рогнедой, и только при нем с запинкой переходят на обидное имя. Он ничего не смог сделать с этой женщиной. Обесчестил, а она родила сына и мечтала отомстить.
Поселил у Алохии, чтобы еще сильней унизить, но она склонила первую жену на свою сторону и помогла той встать на ноги. Он надеялся, что Алохия унизит полочанку, причинит той боль, как умеют только женщины, но они стали сестрами…
Чего только не делал! Но Рогнеда сама остригла волосы, как у рабыни, а голову не склонила. Владимир любил и ненавидел эту женщину. Не мог без нее, тосковал, в каждой взятой на ложе красавице видел дочь Рогволода, а стоило увидеть ее саму, делал все, чтобы сломать, заставить склонить гордую голову. Рогнеда опускала, но именно опускала, а не склоняла. И как гибкая былина после урагана, выпрямлялась снова.
И вот теперь это…
Если бы сейчас Рогнеда согласилась креститься, он выбрал бы ее и обвенчался. Даже то, что отправил в Царьград боярина с необычным наказом, не помешало, сговор не женитьба, тем более императоры что-то не торопились. Между Рогнедой и всеми другими женщинами Владимир выбрал бы ее – непокорную и самую любимую женщину на свете. Но полочанка категорически отказалась менять веру сама и запретила это делать детям.
Владимир скрипел зубами: впервые Рогнеда доказала, что глупа, куда глупей, чем он думал! Ему была нужна эта вера, нужен один бог, а не десяток! Нужны послушные священники, а не строптивые волхвы, у каждого племени свои.
А она уперлась, словно чем-то обязана этим истуканам. Словно они защитили ее тогда в Полоцке, защитили ее родных или соплеменников. Где были волхвы, где были боги, которым поклонялись полочане, когда Владимир насиловал княжну? Нет, они не защитили.
Боги вообще позволяют сильным людям все, Рагнар был прав, когда твердил это.
Князь решил, что обойдется без глупой женщины, упертой и строптивой не в меру. Пусть поживет в глуши, ведь он распорядился поставить им с сыном терем далеко от Полоцка. Если умна – попросится обратно. Дочери Владимира не интересовали, а вот старший сын Рогнеды волновал. Поднявший на отца меч княжич был очень похож на самого Владимира.
Вдруг вспомнилось, как он сам не раз мечтал расправиться с отцом, особенно когда тот отправил его в далекий Новгород, а Ярополк смеялся, что на съедение диким медведям. Новгород оказался большим и богатым, и медведей на улицах не было.
Что ждет его сына? Чего он сам может ожидать от сыновей?
Князь вдруг содрогнулся при мысли, что ни один из сыновей не надежен. Даже маленькие, они волчата.
Вышеслава в Новгороде Алохия воспитала так, что и Добрыня, пожалуй, переломить теперь не сумеет. Изяслав на отца меч поднял. Святополк и вовсе чужой, это Ярополково семя, как бы Владимир ни внушал всем, что сам породил мальчика. Остальные либо совсем малы, либо чем-то нехороши.