Викинг. Страсти по Владимиру Святому

Владимир не выдержал и приехал попрощаться перед отплытием Рогнеды и Изяслава. Себе объяснял, что хочет обнять сына, хотя прекрасно понимал, что еще больше хочет увидеть опальную Рогнеду и услышать от нее мольбу о прощении.

Попроси Рогнеда, пообещай, что крестится, пусть даже замуж не выйдет, но станет жить в Вышгороде, Владимир простил бы. Не забыл, но простил. Изяслав еще мал, его еще можно переломить, но Рогнеду…

Красавица-полочанка была готова к отплытию, скарб уложен, осталось только подняться в ладью и отплыть, когда на берегу вдруг показался князь в сопровождении двух всадников. Сердце Рогнеды ухнуло, что он еще придумал?! Владимир вполне мог приказать Изяславу остаться, тогда она потеряла бы все.

Рогнеда многое передумала за два дня, прошедших после попытки убить князя. Поняла, что самое страшное после потери детей – потеря этого человека, пусть исковеркивавшего ее жизнь, пусть столько раз унижавшего, временами просто ненавистного, но все равно самого любимого мужчины на свете.

Только одно теперь могло отвратить Рогнеду от Владимира – боль, причиняемая им их детям. Но он хоть и никудышный отец, а сыновей не обижал. Дочерей же просто не замечал.

Князь спешился, бросил поводья гридю и направился к их ладье. Все, кто был рядом с Рогнедой, поспешили прочь. Она сделала знак служанкам, чтобы забрали девочек, а сама осталась стоять с Изяславом, положив руку сыну на плечо.

Это длилось совсем недолго, но за эти короткие мгновения Рогнеда успела понять, что если сейчас князь потребует от сына остаться, то она попросту набросится на него снова, выхватит меч и… будь что будет.

Поняла и другое: если Владимир предложит остаться ей даже ценой крещения, она согласится, потому что жить вдали от этих пронзительно-голубых глаз невыносимо совсем.

Владимир подошел, внимательно вглядываясь в лицо Рогнеды, пытаясь понять, почему на нем столько тревоги. Более внимательный мужчина понял бы, что она боится оставить сына. Но у князя в голове билась совсем иная мысль – он не желал, чтобы они уплывали оба!

– Я привез хорошего кормчего, он путь знает. И охрану еще, мало ли что.

– Спасибо, князь.

Голубые глаза не отрывались от зеленых.

Голубые просили: останься!

Зеленые молили: оставь!

Но…

Изяслав позвал:

– Мама, а мы до самого конца плыть будем?

– Не знаю…

– Вам пора! – очнулся Владимир.

– Да, князь. Прощай.

Нет, она не попросила пощадить, простить, оставить.

Не смирилась гордая Рогнеда ни со своим тогдашним бесчестьем, ни с именем Горислава, ни с необходимостью делить мужа со многими женщинами и терпеть его бесконечные попытки унизить.

Владимир с тоской смотрел вслед удалявшимся ладьям, чувствуя, что потерял что-то неизмеримо важное.

Глядя на текущую навстречу воду и слушая ее журчание, Рогнеда пыталась понять, не лучше ли было убить себя тогда, после перенесенного позора. На носу стоял Изяслав, мальчик удался в отца – высок, строен, синеглаз. Залюбовавшись сыном, Рогнеда вдруг поняла, что нет. Ведь если бы она тогда бросилась в Полоту, не родился бы Изяслав и другие дети. Ярослав и Всеволод проживут и без нее, им отец нужней, чем мать, а вот девочки, с обоих боков прижавшиеся к матери, без нее не обойдутся.

Рогнеда прожила в специально построенном Изяславле (ныне это Заславль) двенадцать лет.

За это время повзрослел Изяслав, наверняка не без участия матери молодой полоцкий князь сумел восстановить Полоцк. Он женился и основал новую династию Полоцких князей.

Легенда гласит, что Рогнеду все же крестили незадолго до смерти. Крестили принудительно и сразу постригли в монастырь, где она вскоре умерла. Изяслав пережил мать всего на год.

После его смерти Полоцкое княжество навсегда отделилось от Киевской Руси.

Владимир ушел в поход на болгар по просьбе византийских императоров, он делал все, чтобы не думать о Рогнеде и ее детях, вообще не думать о женщинах, но это даже в походе не получалось.

Никто не понимал, почему князь так переживает. Неужели столь сильно любит Рогнеду, что и дня без нее прожить неспособен? Так ведь не казнил же жену, легко наказал. За покушение на его жизнь должен был голову отрубить на месте или вон зверью в лесу скормить. А он лишь сослал.

Верный Дедилец попытался осторожно вызнать, но спросить у самого князя не решился, бочком подошел к Велеславу.

Тот подтвердил опасения Дедильца:

– Сам не пойму. Чего он к этой Рогнеде так прилип сердцем? Столько красивых женщин вокруг, послушных, на все готовых. Теперь и их сторониться стал, словно опасается, что любая с собой клинок на ложе принесет.