404
405
Возможно, этот внелетописный источник представлял собой повесть о князе Мстиславе Мстиславиче Удатном (406
Лурье Я. С. Две истории Руси XV века. Ранние и поздние, независимые и официальные летописи об образовании Московского государства. СПб., 1994. С. 108–117.407
ПСРЛ. Т. III. Новгородская первая летопись Старшего и Младшего изводов. М., 2000. С. 56. В Младшем изводе читается почти идентичный текст (Там же. С. 256).408
БЛДР. Т. 5. XIII век. М., 1997. С. 80, 464 (Текст Новгородской Карамзинской летописи).409
В Новгородской IV летописи из текста скорее следует, что сами новгородцы вооружены и киями, и топорами (ПСРЛ. Т. IV. Ч. I. Новгородская четвертая летопись. М., 2000. С. 192). В Тверском сборнике новгородцы вооружены топорами, а их противники отбиваются «киями» (ПСРЛ. Т. XV. Рогожский летописец. Тверской сборник. М., 2000. Стб. 322).410
Об этой формуле см.:411
412
О соотношении книжного и фольклорного в известиях о «храбрах» см.:413
ПВЛ. С. 109, 533. ПСРЛ. Т. III. С. 19, 203.414
ПСРЛ. Т. 38. Радзивилловская летопись. Л., 1989. С. 94. ПСРЛ. Т. I. Лаврентьевская летопись. М., 1997. Стб. 240. прим. «И». Видимо, откровенно языческий характер ритуала раздевания и разувания перед боем препятствовал его описанию в летописных известиях, восходящих к XI в., летописцы, кажется, даже избегали упоминания факта спешивания новгородцев.415
416
ПСРЛ. Т. II. Ипатьевская летопись. М., 1998. Стб. 641–642.417
В польской Хронике Галла Анонима есть похожий сюжет, явно восходящий к дружинному эпосу, о том, что во время войны с князя Болеслава II Щедрого с поморянами значительная часть его воинов во время переправы через глубокую реку утонула из-за тяжелых панцирей. Другая же часть польского войска сбросила кольчуги и успешно форсировала реку и одержала победу. Далее Галл приводит эпически-гиперболизированный вывод о том, что после этого польские воины вообще перестали использовать панцири на войне (418
Прадед Мстислав Владимирович был своего рода «идеальным прототипом» Мстислава Мстиславича, так же, как и его отца Мстислава Ростиславича. Внук и правнук были в свою очередь «инкарнациями» знаменитого предка. Имя Мстислав входило в число престижных и «счастливых» в роду Рюриковичей, особенно ветви «Мономашичей» (419