Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя

– Но я думаю, что, двигаясь по спуску в полнейшей тьме, мы не сможем с такою же легкостью обращаться с нашим баркасом, как если изберем путь под открытым небом. Я хорошо знаю тот берег, о котором вы говорите, и могу вас уверить, что он гладок, как садовый газон. Пещера же забита камнями; кроме того, монсеньер, устье ее, выводящее к морю, настолько узко, что наш баркас, может статься, и не пройдет.

– Я произвел обмер, – сказал ваннский епископ, – и знаю наверное, что он безусловно пройдет.

– Хорошо, монсеньер, соглашаюсь с вами, но ваше преосвященство знает, разумеется, и о том, что, если мы не свалим большого камня – того самого, под которым всегда проходит лисица и который загораживает собой устье, словно огромная дверь, – нам не протащить лодки к воде.

– Свалим, – успокоил их Портос, – это сущие пустяки.

– О, я знаю, что монсеньер обладает силою десятерых, только это будет трудно даже ему.

– Полагаю, что наш хозяин прав, – возразил другу Арамис, – попробуем протащить баркас по вересковой поляне.

– Тем более, монсеньер, – продолжал рыбак, – что нам никак не выбраться в море до наступления дня – столько еще у нас дел впереди. А когда рассветет, нам придется поставить где-нибудь повыше, над нашей пещерой, зоркого караульного – это совершенно необходимо – чтобы следить за движением подстерегающих нас врагов.

– Да, да, Ив, вы правы; действуйте, перекатываете баркас туда, куда мы решили.

Подложив под лодку катки, трое дюжих бретонцев собрались уже тащить ее на новое место, как вдруг вдали послышался яростный лай собак. Арамис выбежал из пещеры, Портос торопливо пошел вслед за ним.

Заря окрашивала волны и расстилающуюся пред ними равнину в пурпур и перламутр; в полусвете виднелись кривые, чахлые, грустного вида ели, умудрившиеся вырасти на голых камнях, и большие стаи ворон, медленно размахивающих черными крыльями над тощими полями гречихи. До восхода солнца оставалось не более четверти часа. Проснувшиеся птички радостно щебетали, возвещая природе наступление дня.

Лай, прервавший работу трех рыбаков и заставивший Арамиса и Портоса выйти наружу, раздавался теперь в глубоком ущелье, приблизительно на расстоянии лье от пещеры.

– Это свора, – заметил Портос, – собаки бегут по какому-то следу.

– Что это значит? Кто охотится в такое тревожное время? – воскликнул Арамис.

– И особенно здесь, – подхватил Портос, – здесь, где ожидают прихода королевских солдат.

– А шум все приближается. Да, вы правы, Портос, собаки бегут по следу. Эй, эй! – внезапно закричал Арамис. – Ив, Ив, подите сюда!

Бросив каток, который он собирался подложить под баркас, когда крик епископа оторвал его от этого дела, Ив явился на зов Арамиса.

– Чья это охота, хозяин? – спросил Портос.

– Никак не возьму в толк, монсеньер. В такой момент сеньор Локмарии не стал бы охотиться. Нет, не стал бы, и, однако, собаки…

– Быть может, они вырвались из его псарни?

– Нет, – сказал подошедший Генск, – это не собаки сеньора Локмарии.

– Предосторожности ради вернемся в пещеру, – предложил Арамис, – лай приближается, и скоро мы узнаем в чем дело.

Они вернулись, но не прошли в темноте и каких-нибудь ста шагов, как до их слуха, донесся, звук, напоминающий глухой вздох человека: стремительная, задыхающаяся, перепуганная лисица мелькнула перед беглецами, как молния, и, перескочив через лодку, скрылась, оставив за собой резкий запах, в течение нескольких секунд сохранявшийся под низкими сводами подземного хода.

– Лисица! – крикнули бретонцы с радостным изумлением, свойственным всем охотникам.

– Проклятие! – воскликнул епископ. – Наше убежище обнаружено.

– Как? – спросил Портос. – Нам надо бояться лисицы?

– Ах, друг мой, о чем вы толкуете! Разве меня тревожит лисица? Дело не в ней, черт возьми. Неужели вам не известно, что за лисицей – собаки, а за собаками – люди?

Как бы в подтверждение слов Арамиса лай разъяренной своры, с невероятною быстротой преследовавшей зверя, стремительно приблизился. В то же мгновение на маленькой полянке перед входом в пещеру появилось свора разгоряченных собак; они наполнили ее неистовым лаем, напоминавшим победные звуки фанфар.

– Вот и собаки, – сказал Арамис, смотревший сквозь небольшое отверстие, пробитое между двумя смыкавшимися вплотную скалами. – Сейчас мы узнаем, кто же охотники.

– Если это сеньор Локмарии, – заметил хозяин баркаса, – то он пустит своих собак внутрь пещеры, но сам сюда не войдет, так как знает по опыту, что лисица выйдет с другой стороны. Туда-то он и отправился, чтобы подстеречь ее появление.

– Это сеньор Локмарии, – ответил, невольно бледнея, епископ.

– Кто же?

– Смотрите!

Портос прильнул глазом к отверстию и увидел на холме дюжину всадников, гнавших лошадей по следу собак и кричавших: «Ату, ату!»

– Гвардейцы! – воскликнул Портос.

– Да, друг мой, гвардейцы.

– Гвардейцы, вы говорите – гвардейцы! – всполошились, в свою очередь, побледнев, бретонцы.

– И во главе их Бикара на моем сером коне, – продолжал Арамис.

В этот момент собаки, точно лавина стремились в пещеру и огласили ее оглушительным лаем.