Виконт де Бражелон или десять лет спустя. Том 2

И, грациозно подобрав длинные юбки, они быстро пересекли лужайку между прудом и самой глухой частью парка.

Лавальер, более скромная и стыдливая, чем ее подруги, почти не подымала юбок и не могла бежать так быстро, как они. Монтале и де Тонне-Шарант пришлось подождать ее.

В этот момент человек, скрывавшийся во рву, поросшем лозняком, выскочил и бросился по направлению к замку.

Издали доносился шум колес экипажей, катившихся по дороге: то были кареты королев и принцессы. Их сопровождали несколько всадников. Копыта лошадей мерно постукивали, как гекзаметр Вергилия. С шумом колес сливалась отдаленная музыка; когда она умолкала, на смену ей раздавалось пение соловья. А вокруг пернатого певца в темной чаще огромных деревьев там и сям светились глаза сов, чутких к пению.

Лань, забравшаяся в папоротник, фазан, примостившийся на ветке, в лисица, лежа в своей норе, тоже слушали музыку. Начинавшаяся внезапно в кустах возня выдавала присутствие этой невидимой публики.

Наши лесные нимфы каждый раз легонько вскрикивали; но, успокоившись, со смехом продолжали путь.

Так они дошли да королевского дуба, который в молодости своей слышал любовные вздохи Генриха II по прекрасной Диане де Пуатье, а позднее Генриха IV – по прекрасной Габриель д'Эстре. Вокруг дуба садовники устроили скамейку из мха и дерна, где короли могли спокойно отдыхать.

Глава 22. О ЧЕМ ГОВОРИЛОСЬ ПОД КОРОЛЕВСКИМ ДУБОМ

Шутки молодых девушек невольно замерли среди лесной тишины. Даже самая веселая, Монтале, заговорила серьезно.

– Как приятно, – вздохнула она, – откровенно поговорить обо всем, главное – о нас самих.

– Да, – отвечала мадемуазель де Тонне-Шарант, – при дворе под бархатом и брильянтами всегда таится ложь.

– А я – вздохнула Луиза, – никогда не лгу; если я не могу сказать правды, я молчу.

– Этак вы недолго будете в милости, дорогая моя, – бросила Монтале. Здесь не Блуа. Там мы поверяли старой принцессе все наши горести и желания. Она иногда вспоминала, что и сама когда-то была молода. Она рассказывала нам про свою любовь к мужу, а мы рассказывали ей про слухи о ее любовных похождениях. Бедная женщина! Она вместе с вами смеялась над этим; где-то она теперь?

– Ах, Монтале, – вскричала Луиза, – ты опять вздыхаешь; лес настраивает тебя на серьезный лад.

– Милые подруги, – заметила Атенаис, – вам нечего жалеть о жизни в Блуа; ведь и здесь нам неплохо. При дворе мужчины и женщины свободно говорят о таких вещах, о которых строго-настрого запрещают говорить матери, опекуны, а особенно духовники. А ведь это все-таки приятно, не правда ли?

– Ах, Атенаис! – проговорила Луиза и покраснела.

– Атенаис сегодня откровенна. Воспользуемся этим, – засмеялась Монтале.

– Да, пользуйтесь; сегодня вечером у меня можно выпытать сокровеннейшие тайны.

– Ах, если бы господин де Монтеспан был с нами! – проговорила Монтале.

– Вы думаете, я люблю господина де Монтеспана? – спросила молодая девушка.

– Он такой красавец.

– Да, и это большое достоинство в моих глазах.

– Вот видите.

– Даже больше скажу: из всех здешних мужчин он самый красивый, самый…

– Что там такое? – перебила Луиза, быстро вскочив со скамейки.

– Вероятно, лань пробирается в чаще.

– Я боюсь только людей, – сказала Атенаис.

– Когда они не похожи на господина де Монтеспана?

– Полно дразнить меня… Господин де Монтеспан действительно ухаживает за мной, но это еще ничего не значит. Ведь и господин де Гиш ухаживает за принцессой!

– Ах, бедняга! – промолвила Луиза.

– Почему бедняга?.. Я полагаю, что принцесса достаточно красива и занимает довольно высокое положение.

Лавальер грустно покачала головой.

– Когда любишь, – сказала она, – то любишь не за красоту и высокое положение, главное – это человек, его душа.

Монтале громко рассмеялась.

– Душа, взгляды – какие нежности! – фыркнула она.

– Я говорю только о себе, – отвечала Лавальер.

– Благородные чувства! – холодно, с оттенком покровительства заметила Атенаис.

– Вам незнакомы эти чувства, мадемуазель? – спросила Луиза.

– Очень знакомы; но я продолжаю. Как можно жалеть человека, который ухаживает за принцессой? Сам виноват.

– Нет, нет, – перебила Лавальер, – принцесса играет чувством, как маленькие дети огнем, не понимая, что одна искра может сжечь целый дворец.

Блестит, и ей этого довольно. Она хочет, чтобы вся жизнь ее была непрерывною радостью и любовью. Господин де Гиш любит ее, а она его любить не будет.

Атенаис презрительно расхохоталась.

– Какая там любовь? – пожала она плечами. – Кому нужны эти благородные чувства? Хорошо воспитанная женщина с великодушным сердцем, вращаясь среди мужчин, должна внушать любовь, даже обожание, а про себя думать так: «Мне кажется, что если бы я была не я, то этого человека ненавидела бы менее, чем всех остальных».

– Так вот что ожидает господина де Монтеспана! – вскричала Лавальер, всплеснув руками.