Виксаныч (сборник)

Дальнейшие события в лагере разворачивались таким образом. На следующий день на сходке «первой пятерки», как на заседании в Минюсте, было решено, что все манипуляции «нарядилы» с Ленькой подпадают под определение «выпаса фраера». Дело это считалось святым, и никто не имел права в него вмешиваться. Таким образом, визит начальника пайка к Мишарину и его откровения были признаны нарушением основы основ. За это «Крылатый» был лишен всех должностей и званий, отправлен на общие работы, где вскоре стараниями «нарядилы» погиб «в героической борьбе за план».

За это время сам «нарядила» отправил роман по инстанции и с волнением ожидал ответа.

Ждать пришлось недолго. Грянула «Ворошиловская амнистия».

– Э-э-э… Это была страшная амнистия, Миша, – прервал рассказ Виксаныч. – Сотни тысяч уголовников были выпущены на свободу. Большинство из них в скором времени вернулись в родные места, но перед этим они натворили столько бед по всей стране! Представь себе, в Одессе среди бела дня в центре города был повешен начальник городской милиции. Но вернемся к Мишарину. Он просидел еще четыре года. Политических не амнистировали. Только уголовников. Однако благодаря устранению «Крылатого» и тому, что вновь возвращающихся уголовников он встречал как старожил лагеря, его авторитет оставался непоколебимым, и эти годы Ленька провел относительно спокойно. Наконец и его реабилитировали. А дальше начались события, тайну которых Мишарин не знает до сих пор.

В канцелярии лагеря, где ему выправляли документы, Леньку спросили, куда он хочет ехать. Он задумался. Незадолго до этого Мишарин узнал о смерти своих родителей. Встречаться с друзьями-журналистами, которые его когда-то предали, он не хотел. А больше в Москве у него никого не было. И он назвал Ташкент. Там жила его дальняя родственница по отцу. Там он решил начать жизнь заново.

Однако в Ташкенте Мишарина ждало еще одно разочарование. Дверь по знакомому адресу открыл незнакомый мужчина и сообщил Леньке, что его родственница умерла пять лет назад. Такси еще не успело отъехать от дома, и Ленька вернулся на вокзал.

Там он долго разглядывал расписание поездов, гадая, в какой город ему махнуть. Трижды использовав приемчик с закрытыми глазами, он тыкал в расписание и трижды попадал на Москву. Тогда, решившись, он взял билет и сел в московский поезд.

На Казанский вокзал поезд прибыл с опозданием на 24 часа! Пассажиры охали и ахали, беспокоились: встретят ли их? Только Мишарин был абсолютно спокоен. Его встречать было некому.

– Ба! Ну наконец-то! Сколько можно тебя ждать! – Мощные объятия едва не задушили Леньку. Его крутили, вертели, мяли, хлопали по спине так, что он совершенно был сбит с толку.

– Вы не ошиблись? – успел спросить он, на долю секунды задержавшись на земле.

– Я никогда не ошибаюсь! – самодовольно громыхнул представительный мужчина в шикарном плаще и новомодной шляпе. – Что, брат, не узнаешь? А я тебя враз признал. Только не время сейчас болтать. Я поставил машину в неположенном месте. Пойдем быстрее, а то мусора привяжутся, а ну их к бису!

Семеня вслед за быстро шагающим фраером, Ленька суматошно перебирал в памяти знакомые лица, начиная с декана факультета МГУ и кончая прокурором. Нет, никто не был похож на этого шикарного, уверенно раздвигающего вокзальную толпу спутника. Когда они уселись в новенький «Москвич», фраер завел мотор и, давая ему прогреться, небрежным жестом бросил на заднее сиденье шляпу.

Задержался взглядом на Мишарине и вдруг улыбнулся:

– Что? Взаправду, что ли, не узнаешь?

От этой улыбки Ленька похолодел, как когда-то холодели зэки-покойники.

Машина рванула с места, и Леньку швырнуло на спинку сиденья. Бедняге показалось, что весь мир встал на дыбы.

– Ты чего молчишь как пришибленный? – донеслось до него из другого мира. – Ах да! Ты ведь не знаешь, как меня зовут. А зовут меня Петром. Фамилия – Андреев. Имя настоящее…

Они уже промчались проспектом Мира.

«Скоро будет ВДНХ, а дальше – загород и лес…» – мелькнуло в голове у Мишарина.

– Ты что там, в зоне, совсем разговаривать разучился? Или нездоров? – Не сбавляя скорости, Петр Андреев внимательно оглядел Леньку с ног до головы, словно повторяя их первую встречу в бараке. – Да-а, видок у тебя еще тот… Ничего, опять отъешься, быстро подлатаешься…

– А куда мы едем? – еле слышно спросил Ленька.

– На дачу.

– У тебя есть дача?

– Нет, это у тебя есть дача. Ха-ха! На твою дачу и едем. Чудно, правда? И машина эта твоя. Я даже без доверенности езжу. Поэтому и не хочу с ментами связываться.

«Значит, везет на хазу[10], – решил Ленька. – Хочет на какое-нибудь дело подписать… Не-ет, милок! Ты не хочешь с ментами связываться, а мне они сейчас как Христос-спаситель. У пешего же поста выскочу из машины и заору: “Караул!”. Жаль только, что гонит он сильно. Насмерть расшибусь… А может, только переломаюсь?»

Сквозь эти размышления до Леньки с трудом доходил смысл слов Петра-Нарядилы.