Виктор Конецкий: Ненаписанная автобиография

Новости у тебя такие (а может, ты уже знаешь?). Вчера я гуляла с председателем иностранной комиссии Союза Чернявским. Говорили что-то о литературе. Ну, у каждого свое хобби. У меня Битов и Конецкий. Тут он и сообщил, что ты должен ехать в Чехословакию, но в Чехословакию не поедешь, а, наоборот, в Париж. Тут я стала пытать его каленым железом, не путает ли чего по пьяному делу. Нет, не путает. Пришло приглашение тебе. И они (Союз) уже послали туда ответ, что ты, мол, это можешь сделать в октябре. Представляешь, Париж в октябре? С ума сойти! С тобою поедут еще Марцинкявичус и Братунь. Тьфу-тьфу, не сглазить. И ты пока молчи из суеверия (хотя бы моего).

Теперь менее приятные новости. Наш главбух выслал тебе деньги, но за командировку вычел и отдавать не хочет никак. «Старинную морскую историю» «Лит. Россия» печатать не хочет. Что делать? Может, забрать и передать в морской клуб «Недели»? Без твоего разрешения я не рискнула это сделать.

Я вовсю ремонтируюсь. Купила проклятые обои и ванну. В редакции полно работы, но эта суетня меня устраивает пока, чтобы в голову чепуха не лезла. Сейчас собрала Майкины (писательница М. Ганина. — Т. А.) рассказы за год, попытаюсь пропихнуть в «Знамя» заметочку. Вить, а Вить! Бери свои бумажки и приезжай. В Переделкине тихо очень, хорошо. Телеграмму дай. Я пыль смахну и печку истоплю. Чтоб пахло печкой.

Ну, привет тебе, и маме передай тоже. Приезжай скорей, не ленись.

Г. Долматовская

7.08.67

Здравствуй, мой личный Бунин, по-моему, ты захандрил, что значит «радоваться ничему не можешь»? С ума сошел! Ты написал прелестный опус («Соленый лед». — Т. А.), нет, серьезно, мне нравится, и не только мне. Но как его напечатать? Все в ужасе от твоего горького юмора. Я не хочу, чтобы они показывали его начальству, оно умрет, но не это меня огорчает. Боюсь, настучит. Потерпи немного. Побудь тихим. Переделкино тебя ждет, если грибов к 1-му не будет, куплю на рынке и насажу. Старушку, конечно, можешь себе найти для интересу, но жить изволь у меня. Я тебя буду выдерживать, как старое вино, если не для Парижа, то для плавания. Твои попутчики, говорят, ничего. Юстинаса Марцинкявичуса, до его производства в секретари, я знала как порядочного, скромного, сдержанного человека и отличного поэта. Лет 5 не видела, но, по слухам, он не изменился. Второго не знаю, но говорят о нем неплохо.

Рощин уже давно не работает, а, наоборот, пьет. Рассказ пока не забрала (не было этих людей), но сделаю в понедельник. «Лит. Россия» просит, чтобы ты прислал еще парочку рассказов из «Соленого льда», они хотят дать тебя массированным ударом[15]. Обещали телеграфировать тебе.

Приезжай скорей, как всегда, буду тебе рада, комаров в Переделкине нет, коров тоже, людей тоже.

Жду! Привет маме.

Катаев (Г. Д.)

17.08.67

Галь!

Париж накрылся даже раньше, нежели я думал. Якобы инкомиссия не успевает оформить наши документы. Переносится на декабрь. Все это, конечно, какая-то ложь.

Девятнадцатого я лечу в Чехию, если еще чего-нибудь не случится.

Ввиду этих изменений я чувствую себя сидящим между тринадцатью стульев. Вероятно, я выберусь в Москву и Переделкино числа десятого. Прости, если тебе мои изменения приносят какие-нибудь хлопоты. Я надеюсь, что это не так.

Держи хвост пистолетом и пиши о Болгарии. Привет!

Виктор

P. S. Статью можешь пускать к начальству. 85 р. дарить никому не буду. Пущай расплачиваются.

1967

НЕ УБИЙ!

Сегодня я собирался покинуть берега Невы на «Стреле», но друзья повезли билет сдавать, пью горячее молоко, ибо совершил путешествие на яхте в Петродворец, где мы нормально сели на камни, с которых слезали целую ночь, и я простудил глотку, так как не пил по причине данной себе клятвы спиртного. Полечу третьего-четвертого. Даже если буду еще хныкать простуженной глоткой. А если я вечером прилечу? Куда мне деваться? Из Шереметьева возят в Переделкино таксеры? А ты можешь за мой счет прикатить в Шереметьево и меня встретить? А куда тебе дать телеграмму о моем прибытии? На газету накануне? А музыка будет на перроне?

Ответь открыткой или потраться на письмо-телеграмму, как только облобызаешь эти строки. И вообще, берегись. Я человек опасный. От цитрамона и аспирина у меня речевое недержание.

Прощай!

Виктор Конецкий

10.08.67

Вить!

Я, как всегда, ничего не поняла. Ты же должен был 19-го уже ласкать древние камни Пражского кремля, а ты сидишь где-то в районе Петродворца. Опять отменилось? Или переносится? Я, конечно же, прикачу в Шереметьево со слезами радости на глазах, упаду тебе на грудь, чтобы наконец успокоить московских сплетников и дать им ответ на мучающий их вопрос: «С кем вы, мадам?»

Одного опасаюсь, что аккурат в эти дни я буду сидеть на мешках в аэропорту где-то между Владивостоком и Иркутском. Числа 27-го я должна лететь туда выступать по телевидению. Полечу всего на неделю. Но боюсь, как бы погода не поломала мои планы. Дай мне четкий план твоих действий. Куда летишь сначала, куда потом? Чтобы я смогла подстроиться и, может, что-нибудь переиграть.