«Свадьба получилась действительно громкой, и ее в городе запомнили надолго. Изумленные николаевцы видели, как по центральной улице промчался свадебный поезд из нескольких бричек, с иконами, “боярами” и “дружками”, как у порога своей квартиры молодые, преклонив колени, целовали руки посаженым отцам, клялись в верности друг другу…»{174}
В общем, чтобы «легализоваться», надежно скрыться среди чужих, совсем не обязательно забираться в самую глубокую щель или «притворяться упавшим листом в осеннем лесу»…
Вот и Виктор Лягин, который сразу же изящно «подставил» себя гитлеровцам, тем самым сумел приобрести очень хорошие позиции — и не только для дальнейшей своей деятельности.
Немцы умеют позаботиться о «своих» людях, а семья Дукартов-Корневых казалась им именно «своей». К тому же Эмилия Иосифовна представила городскому руководству документы, которые свидетельствовали, что она состоит в родственных связях — не очень близких, но все-таки — с именитым германским родом фон Шардт. Это еще более добавило к ней уважения — ну и, учитывая все подробности, «новые власти» постарались решить для своих «друзей», имеющих хорошие связи в рейхе, пресловутый «жилищный вопрос». Виктору было предложено осмотреть несколько пустующих особняков, и он остановил свой выбор на просторной квартире в доме 5 по улице Черноморской. Точнее, до войны эта улица называлась по имени немецкого коммуниста Карла Либкнехта, но оккупанты поспешили это название убрать, переименовав улицу по-своему, вместо того чтобы возвратить ей исконное название — Рождественская. (В настоящее время это улица Лягина; в доме 5 расположен музей «Подпольно-партизанское движение на Николаевщине в годы Великой Отечественной войны. 1941–1944 гг.».)
Новая квартира Виктора находилась недалеко от прежнего его места жительства на улице Шевченко — между улицами Первомайской и Мархлевского (по тем временам уже, очевидно, вновь Херсонской и Католической) и была воистину огромной, шестикомнатной. Однако Виктор решил, что им на троих с женой и тещей вполне будет достаточно четырех комнат — причем одна стала его кабинетом, а еще две комнаты, имевшие отдельный вход, вполне можно сдавать. Разумеется не абы кому, тем более не своим товарищам-подпольщикам, но надежным коммерсантам, приехавшим в Николаев из Германии. Именно такого человека — директора какой-то мануфактуры, разворачивавшей работу в оккупированном городе, Виктору и порекомендовали его немецкие «друзья», на оперативном языке именуемые «контактами». Вскоре уже солидный коммерсант поселился в двух свободных комнатах… Конечно, деньги, получаемые за сдачу квартиры в аренду, лишними не были — скорее даже не для семьи, но для решаемых задач. Но главное, что Виктор еще более врастал в немецкую среду, обрастал связями, производил впечатление солидного и надежного человека прогерманской ориентации.
Определенно, что именно на улицу Либкнехта (назовем ее именно так, назло оккупантам!) Лягин перебрался по той причине, что здесь же поселились комендант Гофман и кто-то из его заместителей, другие немецкие генералы и офицеры, многочисленные оккупационные чиновники, а также разного рода шушера, которая обыкновенно крутится вокруг руководства и всех тех, кто имеет отношение к распределению жизненных благ… В общем, то самое «избранное» общество, в котором ему теперь приходилось постоянно вращаться. И действительно, представители этого общества вскоре стали частыми гостями в доме 5 на улице Черноморской. Здесь их всегда ждал накрытый и прекрасно сервированный стол, Магда играла на рояле, а Виктор был замечательным и очень остроумным собеседником. Все это напоминало гитлеровским воякам далекую Германию.
Несколько позже новые власти представили Дукартам и прислугу — домработницу и кучера, а также повозку с двумя лошадьми.
Вполне возможно, что на дверях его дома была прикреплена следующая троязычная — на немецком, румынском и украинском языках — табличка (текст подлинный):
«В цьому домi живутъ нiмiц. Хто провиниться чим небудь супроти них або нарушить ix власнiсць — добро, буде разстрiляний.
Головно Командуючий Нiмецьких Вiйск»[82].