Виктор Муравленко

— А так. Он ведь был еще и преподавателем в институте, профессором, и ко всем своим студентам относился как к родным детям. Это не просто слова, а правда. Они порою для него даже больше значили, чем работа в главке. Когда приходили к нему в кабинет сдавать зачеты или прослушать лекцию, если он не успевал в институт, то Виктор Иванович откладывал все совещания и просил секретаря ни с кем его не соединять, даже с Москвой. Но спрашивал строго, поблажек никому не давал. Экзаменационную планку держал высоко. Вот, например, один из его студентов, Валентин Кветкин, защищал диплом в Куйбышевском индустриальном институте. Тема была «Бурение нефтяных скважин с морского основания». Отвечал отлично. Твердая пятерка. Вдруг Виктор Иванович задает последний вопрос: «Кто первым из нефтяников разработал в Советском Союзе технологию проводки скважин с передвижного морского основания?» Молчание. Тогда Муравленко говорит: «Стыдно не знать, молодой человек. Это же ваш завкафедрой Владимир Иванович Тарасевич, вот он, сидит рядом со мной». А сам Тарасевич был человеком чрезвычайной скромности и о своем изобретении студентам не рассказывал. В итоге оценка была снижена до четырех баллов. Кветкин тогда сначала обиделся на Виктора Ивановича, но в итоге отправился вслед за ним в Тюмень, работал там в главке на руководящих должностях.

Или Виктор Китаев. В декабре 1964 года он получил из рук председателя экзаменационной комиссии красный диплом. Виктор Иванович поинтересовался у него: куда распределяетесь? Китаев ответил, что едет осваивать Тюмень. «Похвально, возможно, там мы встретимся снова». И ведь действительно встретились, да не один раз. Китаев стал работать буровым мастером в Урае, потом на партийной работе в Ханты-Мансийске, снова на производстве в Нижневартовске, Мегионе, Самотлоре, вырос до секретаря Тюменского обкома партии, а в девяностые годы руководил технико-коммерческим бюро «Газпрома» в Австрии. Классный специалист из «гнезда Муравленко» взял на вооружение его главный принцип — «не люди для нефти, а нефть для людей». Он приехал в Тюмень на три года, а остался на всю жизнь.

Не случаен и такой факт. Вот сейчас от «Главтюменнефтегаза» ничего не осталось, в здании — коммерческие структуры, всё серьезно, солидно. Но кабинет Муравленко на третьем этаже и примыкающую к нему комнату не тронули. И слава богу, сохранили в прежнем виде. Не всё же в аренду да на продажу. Теперь тут музей и фонд имени Муравленко. Работают там всего три человека во главе с Сергеем Дмитриевичем Великопольским, хранят память о великом человеке. На массивном столе стоит уже неработающий телефон-вертушка, за стеклом — казачья шашка, подаренная Виктору Ивановичу. А на стене — большая картина неизвестного художника. Сюжет ее относится к началу семидесятых годов: несколько человек в полушубках, возле буровой вышки, на Самотлоре. Среди них — Муравленко, Китаев, другие люди, рабочие вдалеке. Композиция решена так, что никто не выпячивается, нет там центральной фигуры и нет посторонних, случайных. Чувствуется, люди заняты делом, что-то обсуждают, спорят, заодно и радуются встрече. А кто-то мимоходом оглядывается на нас, зрителей. Но все — в движении, даже ощущается их дыхание, морозный воздух, слова слышатся. Это лучше любой фотографии, потому что картина живет, о многом говорит. Надо лишь уметь видеть и слышать. Такая вот, Леша, наглядная иллюстрация.

— И художник неизвестен?

— К сожалению. А известны ли все те, поименно, кто поднимал Западную Сибирь, осваивал Самотлор и другие месторождения в регионе? Их было больше миллиона, все они вложили частицу своей души в это гигантское строительство. И памятник им может быть только один, общий. Он и стоит в столице Самотлора — Нижневартовске: фигура Нефтяника с поднятой рукой, в которой горит огонь.

В это время зазвонил мобильный телефон из-под подушки. Вернее, сразу-то было не определить, откуда раздается это нахальное бренчание, похожее на мяуканье мартовского кота, пока сам дядя Коля не помог своему юному соседу найти его любимую игрушку. Потом ушел на кухню, попить холодного чая, а когда вернулся, Алексей уж кончил разговаривать.

— Подружка? — спросил дядя Коля.

— Невеста, — смущенно отозвался юноша.

— Я ее знаю?

Алексей отчего-то еще больше застеснялся и вместо ответа сам задал вопрос:

— Интересно, а что имя «Елена» означает?

— Прекрасная.

— Это я и сам знаю. А более конкретно?

— А это какая же Елена? — насторожился дядя Коля. — Уж не моя ли внучка? Не она ли тебе сейчас и звонила?

Алексей вывернулся.

— Надо сменить мелодию в мобильном, — сказал он. — Надоела. Какую посоветуешь поставить, дядя Коля?

— Гимн Советского Союза, — ответил старый бурильщик.

— Я подумаю. Так что ты говорил о педагогической деятельности Виктора Ивановича? Это очень важная и интересная тема.

Николай Александрович улыбнулся, покачал головой, но начал охотно рассказывать: