Виктор Муравленко

Дело в том, что подо мхом, под моховой стланью, лед долго не оттаивает, даже летом. Он лежит там, будто под периной, словно законсервированный. И было принято смелое и оригинальное решение: начать строить ледовые дороги, заставить лед служить нефти, соединить лед и пламя. Так родилась новая конструктивная инженерная мысль. Муравленко на буровой у Исянгулова интересовало всё. Вместе с мастерами Петровым и Ягофаровым он обошел и облазил всё хозяйство, допытывался, на какой глубине какую породу встретит долото, сколько времени может проработать инструмент, как обрабатывается глинистый раствор, какова мощность насосов. Буровики удивлялись: откуда начальник главка может знать такие мелочи? Но ведь он сам был одним из них и профессию эту не забывал никогда. Даже, казалось, молодел, когда поднимался на вышку, когда свежий ветер будто возвращал ему его юность. Разговор с Исянгуловым, с бригадирами шел профессиональный: о турбобурах и долотах, о бурении на повышенных давлениях, о мощности насосов, о том, что к концу пятилетки нужно дать 25 миллионов тонн нефти. И не было тут больше, казалось, ни начальников, ни подчиненных, а были одни единомышленники и соратники. Люди нефти.

Исянгулов с этого дня стал, без преувеличения, любимцем Виктора Ивановича (не любимчиком!). Просто они так встретились, словно знали друг друга давно, прошли вместе не одну буровую. Разница в возрасте у них была в шестнадцать лет, а сам Авзал (как сокращенно называли его друзья) относился к Муравленко с трогательной теплотой, даже критики не допускал в его адрес. Он болезненно реагировал, когда кто-то из недоброжелателей пытался отыскать у Виктора Ивановича недостатки. Говорил: «Разумеется, у каждого руководителя и человека есть свои слабости, но однозначно заявляю: недостатков, которые могли бы опорочить, у Виктора Ивановича не было. Бывают и такие редкие люди. Имею право это сказать, потому что был с ним очень близок, он не раз делился со мною своими сокровенными мыслями и чувствами. Не единожды Виктор Иванович приглашал меня к себе домой на откровенный разговор. Замечу, что жил он очень скромно, если не сказать бедно, несмотря на свои чины, звания и известность. Знаю, что в семье у него были случаи, когда еле сводили концы с концами. Зарплату он получал не намного выше, чем я, начальник УБР. А мне зарплата была установлена такая, чтобы она была ниже, чем у бурового мастера и бурильщика. Замечу, что в те времена, не то что сейчас, зарплата руководителей предавалась гласности». Это о многом говорит!

Исянгулов выполнил свои обещания перед Муравленко: и нефть дали с перевыполнением плана, и город Урай был построен, причем самыми ускоренными темпами: и дома, и механические мастерские, и котельные, и кузницы, и электростанция, и пекарни. А также клубы, детские сады, школы, гастрономы, кинотеатры. У коренастого, грузноватого, круглолицего Исянгулова оказалась незаурядная воля и мощный темперамент. Так уж получилось, что в 1966 году его судили за аварию на буровой (а в ответе всегда руководитель). Слава Богу, что избежал приговора (Муравленко встал за него горой), присудили только штраф в размере 600 рублей. Другой бы, возможно, сломался, уехал бы из Тюмени навсегда, махнул рукой, но Исянгулов продолжал работать с еще большей энергией и напором. Он уже стал настоящим сибиряком. Такие не уезжают.

Сибирский регион имеет свою характерную, почти биологическую особенность. Человек, проживший здесь год-два, может вдруг почувствовать себя плохо, начинаются всякие заболевания, и тогда ему лучше всего перебраться в другое место, в более подходящие климатические условия. Но иные «заболевают» по-другому. Они уже не могут жить без этого воздуха, без этих просторов. Вот почему многие нефтяники накрепко связали свою жизнь с Сибирью, с Севером. Это, пожалуй, некое мистическое, метафизическое явление — испытание своей духовной крепости, стремление к запредельным и глубинным далям, тяготение вглубь, ввысь, вширь. Это выбор новых жизненных горизонтов, строительство собственной личности, духовного, душевного и телесного само-устроения. Это, если угодно, постижение главных вопросов бытия, заложенных в самой архетипике Сибири и Севера. А может быть, это и есть истинный русский путь — идти туда, где тяжелее всего. Идти и находить там свое счастье.

Исянгулов являлся одним из авторов первой буровой установки на «воздушной подушке», сооружения ледовых дорог, лежневых оснований. В 1971 году его УБР в полном составе было перебазировано из Урая в Нижневартовск. Началось разбуривание уникального Самотлорского месторождения. Дебиты самотлорских скважин были в десятки раз выше по сравнению с шаимскими. Тут чувствовался масштаб, государственный подход к делу. Приходилось заново обустраиваться, но времени на перебазирование было отведено очень мало. Но и здесь поставленная задача была выполнена.