Читаем Виктор Розов. Свидетель века полностью

…старик седой…Сметает пыль с могильных плит,Которых надпись говоритО славе прошлой – и о том,Как, удручен своим венцом,Такой-то царь, в такой-то годВручал России свой народ.И Божья благодать сошлаНа Грузию! Она цвелаС тех пор в тени своих садов,Не опасаяся врагов,За гранью дружеских штыков.

В.К.: Да, удивительно злободневно звучит это сегодня!

В.Р.: Не говорите. Поразительные бывают воспоминания, поучительные переклички времен. Не правда ли, стоит оглядываться в прошлое, думая о будущем?

<p>ЧЕСТНОЕ ИМЯ – ВИКТОР РОЗОВ</p>

Прекрасному русскому писателю и настоящему патриоту сегодня исполняется 85 лет. Поздравляем!

Можно ли прожить целую жизнь, большую жизнь, ни разу не покривив душой и не поступившись совестью? Это, конечно, очень трудно. Однако иногда мне кажется, что все же я знаю таких людей. И среди них, весьма немногих, – Виктор Сергеевич Розов.

Я всегда считал, что сам он органически не терпит громких слов. Собственно, вся драматургия Виктора Розова, как представлялось мне, взошла на противодействии таким словам. Негромкая, лирически-бытовая, почти камерная. Он и заголовки своим первым пьесам давал чуть ли не вызывающе простые – «Ее друзья», «Страница жизни»…

Правда, потом вдруг торжественно прозвучит: «Вечно живые». И хотя пьеса по сюжету и интонации тоже была почти камерной (почти, почти! в этом – суть!), хотя начинавший именно с нее свою биографию молодой и никому не известный, но вскоре уже прославленный театр «Современник» выбрал ее как программную именно за душевную гражданскую негромкость, противостоявшую высокопарной официозности, высота этих слов – «Вечно живые» – ни случайной, ни ошибочной не была.

О, теперь-то я это особенно понимаю! Теперь, после десяти последних лет, когда подарено мне было судьбой ближе узнать этого человека. Не только по пьесам его, которые вошли в ряд самых любимых еще с детства, а и «по жизни».

Когда-нибудь стоило бы подробнее рассказать о встречах с Виктором Сергеевичем Розовым и о том, как раскрывался он для меня все глубже, все значительнее. Сегодня из-за газетной тесноты ограничусь лишь некоторыми моментами. Но и они, по-моему, скажут немало, каков этот человек.

Тему для первой нашей беседы я, обозреватель «Правды», предложил ему вполне в духе «общечеловеческих ценностей», о которых столько говорилось в то время – вскоре после года 1985-го. Я еще не успел тогда заметить, что понятие Родины в числе этих ценностей почему-то отсутствовало.

Так вот, предложенная мною тема была «Добро и зло». Я видел, чувствовал, как по мере разворота «перестройки» они все острее и непримиримее сталкиваются в самых разных проявлениях, причем агрессивное зло все чаще одерживает верх. Душа была в сумятице от этого, и очень хотелось понять: почему же так складывается? Хотелось обобщить происходящее и поразмышлять философски, может быть, несколько даже воспарив над текущими фактами…

Тему Виктор Сергеевич принял, но – никакого «воспарения» не получилось. Он сразу же повел разговор в сугубо конкретном русле! И заговорил об опасности разрушения Советского Союза, в чем было для него главное зло переживаемого времени.

Признаюсь, мне тогда это еще казалось невозможным, а опасность такая – сильно преувеличенной. Но собеседник мой говорил со жгучей тревогой и болью. Было ясно: этой болью и этой тревогой он переполнен, все остальное сейчас вытеснено в нем куда-то на второй план. И как ни старался я преодолеть абсолютную его поглощенность одной заботой – не удалось.

Жизнь скоро показала (увы!), кто из нас был более прав…

Следующая наша обстоятельная встреча состоялась, когда Советского Союза уже не существовало. Да и все советское, буквально все, предавалось анафеме в так называемой демократической прессе – теперь уже не только с привычным патологическим сладострастием, но и с не терпящей ни малейшего возражения категоричностью победителей.

А он возразил. Прямо и резко. Вот что сказал, когда речь у нас в беседе зашла о советском прошлом:

«Идеалы были, и культура великая была, что там говорить. Это авторы некоторых появившихся за последнее время мемуаров да чересчур ретивые публицисты все наше прошлое взахлеб порочат, как бы мстя ему… Мне совершенно непонятно, когда люди, получившие звания народных артистов Советского Союза, Государственные и Ленинские премии, снискавшие признание при Советской власти, клянут теперь эту самую власть, которая их родила, воспитала, дала дорогу в жизнь. Клянут решительно за все. Это уж такая бессовестность, такое паскудство!»

Он по натуре мягкий и добрый человек. Он настоящий русский интеллигент. «Паскудство» – это было верхом резкости в его устах. Не выдержал. Довели!

* * *
Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии