Виктор Суворов: Главная книга о Второй Мировой

Советские заявления были в том же антизападном и прогерманском русле. На позднем ужине в Кремле в узком составе, которым завершилось подписание советско-германского пакта 23 августа 1939 года, В.М. Молотов, согласно немецкой записи переговоров, «поднял бокал за Сталина, отметив, что именно Сталин своей речью в марте этого года, которую в Германии правильно поняли, полностью изменил политические отношения между двумя странами» [386]. Спустя неделю, выступая на внеочередной сессии Верховного Совета СССР с предложением о ратификации пакта, Молотов повторил: «Теперь видно, что в Германии в общем правильно поняли эти заявления т. Сталина и сделали из этого практические выводы» [387]. По его словам, «Советское правительство и раньше считало желательным сделать дальнейший шаг в улучшении политических отношений с Германией…» [388]

0 реакции в Берлине на сталинскую речь можно прочитать в предсмертных воспоминаниях министра иностранных дел Германии И. Риббентропа, который «ознакомил» Гитлера с речью «и настоятельно просил» полномочий «для требующихся шагов». Но сначала Гитлер занял выжидательную позицию и колебался [389]. Хотя, как теперь известно из документальных публикаций, объясняя германскому военному руководству свое решение заключить пакт о ненападении с Советским Союзом, Гитлер говорил, что еще осенью 1938 года, не будучи уверен в безусловной поддержке своих планов Италией и Японией, он решил «быть заодно со Сталиным» [390]. Есть над чем задуматься, не правда ли? Над тем, скажем, что давало основания Гитлеру рассчитывать на договоренности со Сталиным.

Теперь относительно того, что будто на партийном съезде Сталин провозгласил отказ от революционной борьбы и вообще от наступления на позиции мирового капитализма. Хотя «вторая империалистическая война», грозившая перерасти в «войну всеобщую, мировую», создавала определенные возможности для прорыва «враждебного капиталистического окружения». В то время, по воспоминаниям Н.С. Хрущева, Сталин готовил партработников к «большой войне» СССР с его врагами, которая «неумолимо надвигалась» [391]. Кому мало этого свидетельства представителя партийной верхушки, нужно обратиться к свидетельству самого товарища Сталина.

В сталинском «Кратком курсе истории ВКП (б)», никак не заинтересовавшем Г. Городецкого, подчеркивается именно военная сторона дела: поскольку «вторая империалистическая война» представляла опасность «прежде всего» для СССР, ответом стало «дальнейшее усиление обороноспособности наших границ и боевой готовности Красной Армии и Красного Флота» [392].

Дальше — больше. В этой книге (увидевшей свет в сентябре 1938 года) в разделе «Теория и тактика большевистской партии по вопросам войны, мира и революции» говорилось о том, что в годы Первой мировой войны «большевики не были против всякой войны». Они признавали законность войн справедливых, относя к таким войнам не только «защиту народа от внешнего нападения и попыток его порабощения», но и «освобождение народа от рабства капитализма», а также «освобождение колоний и зависимых стран от гнета империалистов» [393]. Но не потеряли ли эти положения актуальности в новых условиях «второй империалистической войны»? Нисколько, о чем можно судить по многим «действительным событиям».

Возьмем доклад на XVIII съезде ВКП (б) Д.З. Мануильского, который, наряду с отчетным докладом Сталина, стал для заграницы ориентиром для выводов о курсе советской внешней политики. Выступая от имени делегации ВКП (б) в Коминтерне, он заявил, что «указания «Краткого курса» о справедливых и несправедливых войнах — четкая марксистско-ленинская линия в связи с империалистической войной» [394]. Но партийные документы практически остались вне исследовательского интереса Г. Городецкого.

Не обратил внимания израильский историк и на Постановление ЦК ВКП (б) от 14 ноября 1938 года, принятое по случаю публикации учебника по истории партии. В нем решительно отвергались «извращения марксистско-ленинских взглядов по вопросу о характере войн в современную эпоху, непонимание различия между войнами справедливыми и несправедливыми, неправильный взгляд на большевиков, как на своего рода «пацифистов» [395].