После чего приятели принялись мутузить хоккеиста кулаками сразу с двух сторон. Будь он трезвый, может быть, и отбился бы, но он был изрядно накачан алкоголем, поэтому удары в ответ наносил слабые и неточные, совсем не соответствующие тому прозвищу, которым его наградил в ЦСКА Евгений Мишаков — Кассиус Клей. А таксист, увидев к чему клонится дело, попросту умчался от греха подальше.
Трудно сказать, чем бы закончилась эта потасовка, но мимо проезжала патрульная милицейская машина, которая забрала хоккеиста, пострадавшую женщину и обоих мужчин в ближайшее отделение милиции.
В эти отпускные дни Тихонов был занят уборкой своей квартиры на Ленинградском проспекте, в которую он снова въехал, вернувшись в Москву. Занимался он этим один, поскольку супруга Татьяна вместе с сыном остались в Риге и переезжать в столицу в ближайшее время не планировали.
В тот момент, когда тренер прикручивал к новому шифоньеру полочные скрепы, в доме зазвонил телефон. Подняв трубку, Тихонов услышал взволнованный голос своего помощника, который достался ему от прежнего тренера Константина Локтева — Виктора Кузькина. Тот сообщил, что Борис Александров опять угодил в переделку — избил минувшей ночью женщину на остановке такси. На него заведено уголовное дело, надо что-то делать. Наскоро собравшись, Тихонов отправился на базу в Архангельское. А оттуда он вместе с Кузькиным поехал в отделение милиции, где содержался под стражей хоккеист.
Начальник отделения, заядлый хоккейный болельщик, хотя и болевший за «Динамо», встретил их радушно и даже предложил им чая, но гости предпочли сразу перейти к делу. Усевшись в кресло, начальник сообщил:
— На вашего парня заведено уголовное дело по статье 112 часть первая УК РСФСР — умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью.
— Какое наказание ему грозит? — поинтересовался Тихонов.
— Тюремное заключение сроком до трех лет.
— Неужели все так серьезно? — подал голос Кузькин.
Милиционер в ответ развел руками:
— Все дело в заявительнице — уж больно баба упертая. Но если вам удастся ее уговорить забрать заявление, то дело можно спустить на тормозах.
— А где она живет? — спросил Тихонов.
Не говоря ни слова, страж порядка взял лист бумаги и написал на нем домашний адрес пострадавшей.
Как оказалось, она жила в Подольске, поэтому Тихонов и Кузькин, усевшись в служебную «Волгу», отправились туда. За рулем был Кузькин, который, едва они тронулись, произнес:
— Совсем парень с катушек слетает — вот уже почти до тюрьмы докатился. А ведь как прекрасно начинал каких-нибудь три года назад.
Попав в ЦСКА в августе 1973 года, Борис Александров не сразу добился включения в основной состав команды. Тарасов не торопился бросать его в бой против опытных соперников — боялся, что сломают паренька, больше похожего на воробышка. Хотя характер у этого «птенчика» был тот еще. И Тарасов понял это практически сразу. Как-то он зашел в раздевалку и увидел, как Александров, сбивая с лавки амуницию, летит в угол после мощного удара в челюсть Евгения Мишакова — Митрича, как называли его в команде. Тарасов сразу догадался, что произошла какая-то разборка между игроками и Александрову здорово досталось. Тренер не стал ничего выяснять, только спросил у Мишакова:
— За что?
— За дело, — последовал такой же короткий ответ.
— За дело? Можно! — сурово молвил Тарасов и удалился из раздевалки.
Чуть позже он вызвал к себе Мишакова и все-таки разузнал у него детали той разборки. Оказалось, что Александров отказался выполнять ту «черновую работу», какую обычно делали в команде все новобранцы: собирать шайбы после тренировок, носить станок для затачивания коньков. Именно последний и стал камнем преткновения. Когда Мишаков при всей команде сообщил Александрову, что тот теперь будет носить этот станок, молодой хоккеист дерзко ответил: «Не буду, пусть другие носят». На что Митрич отреагировал весьма нервно:
— Ты что, сынок, уже выше всех себя ставишь? Значит, пора тебя на землю опускать.
Сказав это, Мишаков так приложил кулаком в челюсть дерзкого новичка, что тот, будто мячик, отлетел в дальний угол раздевалки. И ни один хоккеист, видевший это, не сказал хотя бы слово осуждения по адресу Мишакова. Все понимали, что он поступил правильно. Понял это и сам Александров, который больше не выкаблучивался и носил злосчастный станок, как миленький. А чуть позже даже подружился с Митричем. И частенько при встречах с ним приговаривал: «Только не бей в лоб, Митрич!»