Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей

— Я не дурак и все понимаю. Но я еще раз объясняю: меня за рулем не было, про труп я тоже ничего не знаю. Я со вчерашнего утра «квасил» вот в этой квартире и уже часов в шесть вечера вырубился. Вы можете сами посмотреть — у меня вся комната уставлена винно-водочной посудой, которую мы вчера опустошали.

Кондрашина подняла глаза на стоявшего в дверях Игнатова — тот взглядом показал, что хозяин квартиры не врет в последнем своем утверждении.

— Хорошо, а кто такие эти «мы», с кем вы почти весь день, как вы говорите, «квасили»? — возобновила допрос Кондрашина.

— Не знаю, я с ними на Киевском вокзале познакомился. Утром выскочил в магазин за бухлом, ну, и сошлись на почве моего узнавания.

— А вы у нас кто? — спросила Кондрашина, хотя предварительной информацией о личности допрашиваемого уже обладала.

— Хоккеист — играю за основу «Спартака», раньше играл и за сборную.

— А сейчас, стало быть, уже не играете?

— Ну, если ее тренеры меня даже во второй состав включать перестали…

— Поэтому вы и решили, как это у вас говорится, забухать?

— Что-то вроде этого, — по губам хоккеиста пробежало подобие усмешки.

— Каково было число ваших новых знакомых?

— Двое. Вернее, сначала было двое, а потом к ним добавилась еще и девушка.

— Она была с ними?

— Вроде, да.

— Имена их помните?

— Олег, Павел и Вероника.

— Хоть какие-то детали биографий, которые могли бы помочь нам их найти, у вас есть?

Мужчина на какое-то время задумался.

— Учтите, это в ваших же интересах, Логунов, — вступил в разговор Игнатов. — Если мы их не найдем, подозрение в преступление ляжет именно на вас.

— Как будто я не понимаю? — не скрывая своего раздражения, откликнулся на этот пассаж муровца хозяин квартиры. — Но вспомнить ничего не могу. Они своих адресов мне не называли, где работают тоже. А я их и не расспрашивал особо. Мне компания была нужна, чтобы одному не оставаться.

— Видите, до чего вы дошли, Логунов — пьянствуете с незнакомыми людьми, в результате чего было совершено преступление, причем не одно, — суровым тоном резюмировала Кондрашина. — Опишите внешности этих мужчин.

— Олег — высокий шатен, волосы прямые, спускаются до плеч. А Павел низенький такой, волосы короткие с прямым пробором, как у полового.

Кондрашина взглянула на Игнатова, на что тот сказал:

— Второй по приметам похож на убитого.

Кондрашина снова обратила свой взор на Логунова:

— Может, девушка оказалась более болтливой тех двоих?

— Да какая она девушка — прошмонда, извините за выражение. Пьет не хуже мужика, хотя ей лет двадцать пять на вид. Мужикам, кстати, чуть больше тридцатника.

— О чем же вы с ним разговаривали, если никаких деталей не помните? — продолжала допытываться Кондрашина.

— О хоккее — они, оказывается, за ЦСКА болеют. Все интересовались у меня здоровьем Вальки Гуреева.

— А это еще кто такой? — спросила Кондрашина.

— Хоккеист наш. Его десять дней назад во время игры серьезно травмировали. Армеец Борис Александров его так на борт толкнул, что Валька прямо на льду сознание потерял. Сейчас в больнице отлеживается, здоровье поправляет. Вот они за Александрова прощения у меня просили, хотели, чтобы я передал их извинения Гурееву. Вы разве про этот случай не слышали?

— Я хоккеем не интересуюсь, — ответила Кондрашина.

А про себя подумала: «Как же тесен мир — даже здесь всплывает фамилия Александрова».

— Значит, ничего, кроме сказанного, вы больше вспомнить не можете? — Кондрашина решила выводить допрос на финишную прямую.

— Вроде, нет, — покачал головой Логунов, но тут же встрепенулся: — Вспомнил: девка эта певца испанского очень любит. У нас с ней разговор о музыке зашел, вот она мне его имя и назвала. Я еще удивился — мне-то он не особо нравится, я больше Рафаэля предпочитаю. Помните, который в «Пусть говорят» играл?

— Как фамилия этого певца? — проигнорировала вопрос Логунова Кондрашина.

— У него не фамилия, а имя, как у Рафаэля. На языке вертится, а вспомнить не могу, — хозяин квартиры стал тереть рукой лоб, пытаясь восстановить в памяти имя певца. — Он еще темные очки носит.

— Мичел что ли? — подсказал Игнатов.

— Точно — он! — радостно вздохнул Логунов.

— Так он сегодня в Москве гастроли открывает — в концертном зале «Россия», — сообщил муровец.

— А ты откуда знаешь? — поинтересовалась Кондрашина.

— Вся Москва афишами увешана, Мария Сергеевна. Разве не заметили?

— У меня голова другими делами занята, чтобы еще афиши разглядывать, — сказав это, Кондрашина поднялась со своего места. — Если этот Мичел к нам с гастролями приехал, может, не случайно Вероника о нем речь завела? Может, предполагает на его концерт попасть?

— Резонно, — согласился Игнатов.

— Тогда сделаем так. Отправимся сегодня в «Россию», где вы, Логунов, попробуете опознать вашу Веронику.

— Да не моя она, пропади эта девка пропадом!

— А вот это вы зря, — покачала головой Кондрашина. — Если эта девушка пропадет, то вместе с ней пропадете и вы — только она в безвестности, а вы, возможно, в тюрьме.

18 февраля 1977 года, пятница, Усть-Каменогорск