— А «Экстра» вас устроит? — сказав это, таксист сунул руку под свое сиденье и извлек бутылку, озвученной им водки.
— Сколько возьмете сверху?
— Рубль — привычная такса для вечернего времени, — улыбнулся таксист. — Впрочем, двенадцать копеек можете оставить себе.
Не говоря больше ни слова, Красовский отсчитал пять рублей и передал их водителю.
— Новый анекдот про Брежнева слышали? — пряча деньги в карман, спросил водитель и, не дожидаясь ответа, начал рассказывать: — Отдыхает Брежнев на правительственной даче. Лежит себе на пляже с закрытыми глазами, загорает. Вдруг, чувствует, кто-то ему яйца лижет. Брежнев блаженно улыбается и лениво так тянет: «Ну что вы, товарищи… Это уже лишнее!» Открывает глаза — а там собака.
Красовский так громко засмеялся, что водитель, довольный произведенным эффектом, крякнул от удовольствия. А журналист, отсмеявшись, отметил про себя, что этот анекдот, судя по всему, свежий и появился на свет в ответ на те массовые дифирамбы, которые обрушились на страну два месяца назад, когда Брежневу исполнилось 70 лет.
Спустя пять минут они уже въезжали в нужный им двор, поскольку Николай Жданов жил в десяти минутах езды от редакции «Рудного Алтая» — на берегу реки Ульбы, рядом с Дворцом спорта, в обычной блочной девятиэтажке. Расплатившись с таксистом за маршрут — передав ему еще один рубль, — Красовский отпустил его, поскольку Кустарев объяснил ему, что до следующего контакта можно добраться пешком — Наталья Еремеева обитала в соседнем дворе.
Когда Красовский увидел своего первого визави, он вспомнил характерный жест Кустарева. Николай Жданов представлял из себя молодого мужчину, но уже с изрядно помятым лицом, которое действительно выдавало в нем любителя Бахуса. Еще одним немаловажным моментом для гостя было то, что помимо Николая в доме в этот момент больше никого не было.
Они прошли в единственную комнату, которая довольно непритязательную выглядела: обшарпанные обои, старенькая мебель, купленная еще родителями Николая в сталинские годы. Поставив диктофон на журнальный столик с облупленной полировкой, Красовский присел на диван, а хозяин занял место в продавленном кресле.
— Вы первый журналист, которому я даю интервью, — сообщил Жданов.
— Как говорится, лиха беда начало, — улыбнулся в ответ Красовский и нажал на кнопку записи. — Представьтесь, пожалуйста, и расскажите, как вы познакомились с Борисом Александровым.
Уставившись на диктофон, хозяин квартиры начал монотонно рассказывать о своих детских годах и знакомстве с героем данного интервью. Красовский слушал этот рассказ и мысленно скучал, понимая, что из этого комплиментарного потока информации выжать «бомбу» ему не удастся. Надо было направить разговор в другое русло — в сторону негативных воспоминаний, но действовать надо было осторожно, чтобы не спугнуть ненароком рассказчика.
— Можно я задам вам один вопрос, — поймав хозяина квартиры на паузе, подал голос Красовский. — Вам не бывает иногда обидно за то, что у Александрова судьба в хоккее сложилась хорошо, а лично у вас не очень?
— А чего завидовать, если Борьке на роду было написано стать выдающимся хоккеистом, — без тени недовольства ответил Жданов. — Они с Равилем Гатаулиным были лучшими из нас и просто должны были пойти дальше.
— Но вы-то из хоккея вообще ушли.
— Я мужик не амбициозный, а вот Борька наоборот — прет к славе, как танк. Такие всегда своего добиваются.
— Но вы видите, как ему его амбиции сегодня аукнулись — «Советский спорт» его сильно приложил. Как думаете, поделом?
— Вам, журналистам, лишь бы написать — работа у вас такая.
— Считаете, что наговор это?
— Может, и не наговор — Борька он, конечно, мужик с говнецом.
— В каком смысле? — стараясь не выдать своей откровенной заинтересованности в этой теме, спросил Красовский.
— В прямом — может человека обидеть, а прощения попросить забудет. Но он парень отходчивый — долго зла не держит. Вот журналист «Советского спорта» только одну сторону Борьки описал, а про вторую ни слова. А это неправильно. Я так понял из разговора с Кустаревым, что вы к нам приехали, чтобы эту вторую сторону освятить. Правильно?
— В общем да, — соврал Красовский.
— Как-то неуверенно вы это сказали, — насторожился Жданов.
— Просто, если написать один сплошной панегирик, то читатель этому не поверит. Времена сегодня иные и на голом пафосе народ уже не проймешь. Вот вы так красочно рассказали про детство Александрова, про то, как он тогда хоккей самозабвенно любил. А какие-то конфликты у него возникали с товарищами или с тренерами?
— А зачем вам его конфликты?
— Я же говорю, что писать надо на контрастах — белое чередовать с черным. Чтобы читатель нам поверил.
— Я про конфликты говорить ничего не буду, — мотнул головой рассказчик.