Виктор Тихонов творец «Красной машины». КГБ играет в хоккей

Сказано это было таким тоном, что Красовский понял — разговорить собеседника на негатив будет очень сложно. Но сделать это было нужно, тем более что негатив этот за душой у рассказчика явно был — журналист это понял по тому, как он отреагировал на вопрос о конфликтах. Значит, надо было действовать решительно, тем более времени на долгую раскачку у гостя не было.

— Как-то официально мы с вами разговариваем, Николай, — стараясь говорить как можно мягче, произнес Красовский. — Может, перейдем на кухню и отметим ваше первое интервью?

— А у вас есть чем отметить? — не скрывая своей заинтересованности, спросил рассказчик.

Вместо ответа Красовский полез в свой дипломат и извлек из него бутылку «Экстры».

— Вот только закуску я не прихватил, — посетовал журналист.

— Это по моей части, — ответил Жданов и первым поднялся с кресла, приглашая гостя на кухню.

Спустя десять минут они уже сидели за кухонным столом, который хозяин квартиры сервировал пусть скромно, но со вкусом: нарезал в тарелки «Докторскую» колбасу, хлеб, достал два плавленых сырка «Дружба» и выставил, уже почти опустошенную до половины, банку болгарских малосольных огурцов. Опрокинув в себя по стопке, собеседники продолжили разговор, сразу перейдя на «ты».

— Александров в ЦСКА часто удаляется на скамейку штрафников. А в юности он был таким же? — включая диктофон, спросил Красовский.

— Не поверишь, но самым злостным нарушителем в нашей команде был тогда не он, а я, — дожевывая огурец, ответил Жданов. — Меня однажды на десять минут посадили за грубость. А в другом матче и вовсе выгнали с поля — я судья матом послал. Так что Борис супротив меня тогда был мальчиком-одуванчиком.

Видя, что его собеседник все еще не настроен вспоминать негатив из жизни Александрова, журналист налил ему в стопку новую порцию водки. При этом себе он плеснул жидкости буквально на донышко. Они снова выпили и Красовский задал новый вопрос:

— А с тренером у вашего мальчика-одуванчика конфликты случались?

— Юрий Павлович мужик правильный, поэтому с ним конфликтовать ни у кого язык не поднимался. Его все ребята уважали.

— Что-то больно розовым получается у тебя Александров — настоящий херувим, — теряя терпение, выпалил Красовский. — Он что, даже не дрался ни с кем?

— Почему не дрался? Он же до хоккея в боксерскую секцию ходил, поэтому приложить мог любого.

— Так расскажи! — попросил Красовский, хотя его собственная челюсть до сих пор помнила кулак Александрова.

— И расскажу, — опрокидывая в себя очередную стопку водки, ответил Жданов. — Мы в кино как-то с ним пошли, а там местная шпана на нас налетела: дескать, давай мелочь. И все пацаны рослые, старше нас. Так Борька одному как засветит в лобешник, что тот ножками так, брык — и завалился. Другому хрясь — и тот в нокауте. Остальные сами разбежались.

— Значит, он драться-то любил?

— Почему сразу любил? Ситуация так сложилась, вот и пришлось кулаками помахать. А просто так он их почти не распускал.

— Почти? Значит, были какие-то случаи? — и Красовский снова подлил в опустевшую стопку собеседника новую порцию водки.

— Слушай, ну на фиг тебе про эти драки слушать? Давай я тебе расскажу, как мы голубей гоняли, как за девчонками ухаживали.

К этому моменту почти вся бутылка была уже осушена, а нужной информацией Красовский так и не обзавелся. Поэтому он решил идти напролом. Вылив остатки водки в стопку собеседника, журналист сказал:

— Послушай, Коль, может, ты боишься? Так ты не бойся — если хочешь, я твою фамилию в своей статье даже упоминать не буду. У нас же с тобой конфиденциальный, дружеский разговор. Или тебе одной бутылки мало? Ты скажи, я готов понести более серьезные траты. Червонец тебя устроит?

— Какой червонец? — блуждающий взгляд Жданова на какой-то миг остановился.

— Вот этот, — и Красовский положил на стол десятирублевую купюру. — Он твой, если ты расскажешь мне о каких-нибудь конфликтах с участием Александрова. Я имею в виду конфликты в команде, в которой вы вместе играли.

— Получается, ты купить меня хочешь? — поднимая глаза на своего собеседника, спросил Николай. — Теперь я все понял.

— Что именно?

— Понял, кто нашего Борьку до жизни такой довел. Это вы, московские, его с панталыку сбили. И ты к нам приехал, чтобы моего друга лишний раз в дерьме вымазать. Думаешь, если у Кольки Жданова жизнь не задалась и он ханку жрет, значит, можно его с потрохами купить? Ошибаешься. А ну, выметайся отсюда, гнида!

Хозяин квартиры вскочил со своего места и, схватив со стола пустую бутылку, замахнулся ею на гостя. Напуганный таким поворотом событий, Красовский отпрянул в сторону, зажимая в руке диктофон. Поскольку дверь в коридор находилась у него за спиной, он стремглав бросился в дверной проем и уже спустя минуту, в наскоро накинутом пальто и с дипломатом в руке, выбежал из подъезда на заснеженную улицу. Но он успел сделать всего лишь несколько шагов, как сзади услышал чей-то окрик. Журналист обернулся, и увидел в окне третьего этажа своего недавнего собеседника: