В короткую радийную информацию не верилось. Казалось, что ослышались, почудилось, приснилось… Но затем уже печатное слово, и – шок. Не потому, что известный человек. А потому что известный и – молодой. Двадцативосьмилетний парень ушел на взлете творческой карьеры, в начале звездной славы, едва ощутив ее вкус. Невиданное дело – рок-музыкант был признан лучшим актером года по итогам опроса читателей «Советского экрана»; всего три месяца назад портрет Цоя разошелся по стране на обложке журнала. Фильм «Игла» порвал не только молодого зрителя. В июне коллега по «Новгородской правде» Игорь Иванович Иванкин, дальний родственник Цоя по материнской линии, предложил полушутя: «Виктор сейчас в Ленинграде. Хочешь, попробуем устроить интервью?». Я отмахнулся: «Да ладно, успеется!». Затянутый в черное парень существовал в мире, параллельном моему, и хотя бы поэтому пересечься мы не могли. Хотя какие-то его вещи невольно доносились до меня и таких, как я, с киноэкрана, Цой-музыкант не был мне интересен. Да и к тому же сегодня, через четверть века, понимаешь, что при бешеной занятости и известной замкнутости лидера группы «КИНО» никакого интервью и не было бы. Казалось бы, погрустил, и ладно. Не брат ведь, не сват. Каково же было мое удивление, когда в субботу, 18 августа, я вдруг понял, что завтра обязан быть в Питере, и некая сила выгнала меня из проезжавшего мимо вокзала автобуса и погнала в билетную кассу.
Ни близкие, ни родственники Виктора, ни группа «КИНО», ни официальные власти на тот момент совершенно не представляли, как поклонники «КИНО» отреагируют на случившееся, а огромное их количество уже двигалось по направлению к Ленинграду… В те дни купить билеты в Питер было невозможно. Люди срывались толпами, ехали на перекладных, «стопом», на «собаках» – чтобы только успеть… Увидеть… Проститься…
Журналист Дмитрий Шавырин
вспоминал:Никакие связи, именуемые в народе блатом, не помогали. Билетов на Ленинград просто не было. Недолго думая, мы отправились в Питер на машинах. ГАИ будто бы чувствовало, что мы действительно очень спешим, и как бы не замечало нашей сумасшедшей гонки. Через 8 часов мы уже въезжали в ворота дворика ленинградского рок-клуба на Рубинштейна, 13.
Олег Беликов,
фотокорреспондент:Мгновенно облетевшая всю страну трагическая весть (во многом благодаря усиленным стараниям продюсера группы Юрия Шмильевича Айзеншписа) разбила навсегда сердца тысяч молодых и взрослых людей… Я решил ехать на похороны, чтобы отдать дань одному из любимых музыкантов и запечатлеть сие скорбное событие для истории нашего рок-н-ролла (в свое время я не сумел приехать на похороны Владимира Семеновича Высоцкого, так как в связи с Олимпиадой-80 вместе с остальными школьниками был насильно сослан в пионерлагерь и всю жизнь с сожалением вспоминаю об этом)…
Неприятности с транспортом начались у нас с моим приятелем и товарищем Славкой Краснощёковым, добровольно вызвавшимся ехать со мной в Питер, тогда еще именуемый Ленинградом, как только мы с ним вышли на перрон дальнего следования Ленинградского вокзала. По массе носившейся у переполненных вагонов народа с выпученными глазами и баулами в одной руке и дитями в другой я понял, что уехать к цели нашего назначения будет непросто! Но, дабы удостовериться в этом, я все же подошел к одному из проводников, стоявших поодаль, и поинтересовался имеющейся возможностью добраться до конечной точки. Ответ его врезался в мою память навсегда: «Да вы что, ребята, обалдели?!! Народ из отпусков возвращается, да еще и на похороны едет!!!». Судя по тому, что он даже не упомянул, на чьи именно похороны едет народ, и по огромному количеству заплаканных молодых людей в тельняшках с акустическими расписанными гитарами и обезумевшими глазами, было ясно, чьи это похороны… Я решил воспользоваться своим (на тот момент) служебным положением и, подойдя к машинисту состава, предъявил ему служебное удостоверение МПС, в двух словах и на пальцах объяснив, что нам с товарищем кровь из носа как надо срочно попасть в Питер!
Через 20 минут мы уже сидели в головной кабине локомотива, а еще через пять минут, устав от радостного Славкиного щебетания, мы были благополучно препровождены в хвостовую кабину. Затем мы под песни Цоя со Славкиной «Электроники» доехали до Бологого, где локомотив сменили. Пришедшая смена не была столь лояльна к цели нашей поездки, и через пять минут мы уже стояли на пустынном утреннем перроне, беспомощно озираясь в поисках спасения. Когда же вагоны, дрогнув, тронулись и медленно стали набирать скорость, я в отчаянии запрыгнул в забытую и не закрытую беспечными молоденькими проводницами (к которым мы до этого уже безуспешно обращались!) дверь, а следом за мной подвиг повторил и Славка. В тамбуре нас встретили разъяренные пэтэушницы, попытавшиеся нас высадить на полном ходу. Но пущенное мною в ход скопившееся за это время красноречие и Славкино молчаливое обаяние позволили нам уже через пару минут сидеть в служебном купе и угощаться предложенным чаем.
Андрей Машнин: