Читаем Викторианки полностью

Более всего поразил ее строжайший распорядок, царивший в доме, к такой правильной, размеренной жизни она не привыкла (отчего, возможно, надолго в гостях не задержалась); впрочем, сюрпризом для нее столь упорядоченное существование не стало, Эллен неплохо знала, как складывается жизнь подруги, по ее частым письмам:

«Ты просишь меня описать тебе, как я провожу время на каникулах, по возвращении домой из школы. Один мой день в точности похож на любой другой. Утром, с девяти до половины первого, я занимаюсь с сестрами и рисую, потом до обеда мы гуляем, после обеда и до чая я вышиваю, а после чая либо снова рисую, либо что-то сочиняю – как захочется. Так чудесно, хоть и несколько однообразно, течет моя жизнь».

В этом коротком отчете о своей «чудесной и однообразной» жизни Шарлотта многое опускает. Что она сочиняет, что рисует, не уточняется, а ведь сочинительством и рисованием Шарлотта и ее брат занимаются целыми днями. Не пишет она, к примеру, что в эти годы начинает сочинять стихи и на исторические темы («Ричард Львиное Сердце и Блондель»), и на религиозные («Саул», «Святой Иоанн на острове Патмос»), и по мотивам собственных историй о Стеклянном городе. Не упоминает, что в последнее время не на шутку увлеклась живописью, пишет и рисует пейзажи и портреты – как правило, молодых и красивых людей в романтических позах, чем-то напоминающих Байрона, ее кумира. Не пишет, что позирует ей младшая сестра и ученица Энн, что нарисовала уже три портрета сестры, один – карандашом и два – акварелью.

Не пишет, что в пасторате в это время сосуществуют два параллельных литературных проекта. Младшие сестры, Эмили и Энн, совместно ведут дневник и задумали свою собственную фантастическую сагу в духе тех, что придумывают Шарлотта и Брэнуэлл. Ведет дневник, собственно, Эмили, но из солидарности с младшей сестрой она употребляет первое лицо не единственного, а множественного числа. Вот взятая почти наугад запись от 24 ноября 1834 года:

«Мы с Энн чистили яблоки – Шарлотта собирается испечь яблочный пирог… Уже полдень, а мы с Энн еще не умывались, не убирали постель, не занимались музыкой и не учили уроки – больше всего нам хочется играть… Тетушка говорит, чтобы я не тыкала ей в лицо пером. Ты что это вытворяешь, говорит, лучше б картошку почистила, а я ей говорю, тетушка, дорогая, дорогая, дорогая тетушка, завтра утром только встану, сразу возьму ножик и буду чистить картошку, пока папа не пойдет с мистером Сандерлендом прогуляться… Интересно, думаем мы с Энн, какими мы будем (если все будет хорошо) и где мы будем в 1874 году. Мне в 1874 году будет пятьдесят семь, Энн – пятьдесят пять, Брэнуэллу – пятьдесят восемь, а Шарлотте – целых пятьдесят девять лет. В надежде, что все мы будем в это время в добром здравии, мы заканчиваем на сегодня наш дневник».

Иногда подобного рода бытовые зарисовки сопровождаются рисунками. На странице дневника, помеченной 26 июня 1837 года, изображен обеденный стол, за ним сидят вполоборота Эмили и Энн, а на столе стоит жестяная коробка, в которой сестры хранят свой дневник.

Тем временем Шарлотта и Брэнуэлл продолжают сочинять истории с общей фабулой и, перехватывая друг у друга инициативу, ведут повествование по разному пути – они и соавторы, и соперники одновременно. Ашанти, Хвастуны, Хорошие люди, Стеклянный город остались в прошлом; новое время – новые песни. Теперь в центре совместного творчества брата и сестры сказочное королевство Ангрия (Англия?). Главный герой ангрийского цикла, победитель французов в «Великой битве за Ангрию», пожалован титулом герцога Заморнского, после чего провозглашается королем Ангрии и учреждает столицу – Адрианополис. В «прекрасном новом мире» Ангрии нет места наивной, простодушной невесте герцога Мэриан Хьюм, с которой он обручен в младенчестве, и она умирает от разбитого сердца. Король, по наущению своего злого гения, брата-близнеца Валдаселлы, на которого в детстве было наложено проклятие, женится на Мэри Перси, героине историй Брэнуэлла, дочери Нортангерленда, воплощения жестокости и коварства, того, с кем герцог Заморнский некогда бил французов. Спустя несколько лет, заметим в скобках, Брэнуэлл будет подписывать свои стихи этим именем. Герцог замешан во многих дурных и постыдных делах, от связи восемнадцатилетнего герцога Заморнского с негритянкой рождается бастард, безобразный карлик Финис…

Можно, пожалуй, не продолжать. Стиль жизни герцога, безбожника и развратника, мало похож на семейный уклад в доме приходского священника. Для Шарлотты и Брэнуэлла, создателей ангрийского сказочного цикла, герцог Заморнский вряд ли является идеалом, и в то же время авторам, как видно, претит пресная жизнь в Ховорте – как иначе объяснить, что они с завидным постоянством день за днем погружаются в сказочные миры, столь далекие от однообразия и постоянства их жизни? В «Светской жизни в Вердополисе» (февраль-март 1834) Шарлотта признается:

Перейти на страницу:

Все книги серии Критика и эссеистика

Моя жизнь
Моя жизнь

Марсель Райх-Раницкий (р. 1920) — один из наиболее влиятельных литературных критиков Германии, обозреватель крупнейших газет, ведущий популярных литературных передач на телевидении, автор РјРЅРѕРіРёС… статей и книг о немецкой литературе. Р' воспоминаниях автор, еврей по национальности, рассказывает о своем детстве сначала в Польше, а затем в Германии, о депортации, о Варшавском гетто, где погибли его родители, а ему чудом удалось выжить, об эмиграции из социалистической Польши в Западную Германию и своей карьере литературного критика. Он размышляет о жизни, о еврейском вопросе и немецкой вине, о литературе и театре, о людях, с которыми пришлось общаться. Читатель найдет здесь любопытные штрихи к портретам РјРЅРѕРіРёС… известных немецких писателей (Р".Белль, Р".Грасс, Р

Марсель Райх-Раницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Гнезда русской культуры (кружок и семья)
Гнезда русской культуры (кружок и семья)

Развитие литературы и культуры обычно рассматривается как деятельность отдельных ее представителей – нередко в русле определенного направления, школы, течения, стиля и т. д. Если же заходит речь о «личных» связях, то подразумеваются преимущественно взаимовлияние и преемственность или же, напротив, борьба и полемика. Но существуют и другие, более сложные формы общности. Для России в первой половине XIX века это прежде всего кружок и семья. В рамках этих объединений также важен фактор влияния или полемики, равно как и принадлежность к направлению. Однако не меньшее значение имеют факторы ежедневного личного общения, дружеских и родственных связей, порою интимных, любовных отношений. В книге представлены кружок Н. Станкевича, из которого вышли такие замечательные деятели как В. Белинский, М. Бакунин, В. Красов, И. Клюшников, Т. Грановский, а также такое оригинальное явление как семья Аксаковых, породившая самобытного писателя С.Т. Аксакова, ярких поэтов, критиков и публицистов К. и И. Аксаковых. С ней были связаны многие деятели русской культуры.

Юрий Владимирович Манн

Критика / Документальное
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)
Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны)

В книгу историка русской литературы и политической жизни XX века Бориса Фрезинского вошли работы последних двадцати лет, посвященные жизни и творчеству Ильи Эренбурга (1891–1967) — поэта, прозаика, публициста, мемуариста и общественного деятеля.В первой части речь идет о книгах Эренбурга, об их пути от замысла до издания. Вторую часть «Лица» открывает работа о взаимоотношениях поэта и писателя Ильи Эренбурга с его погибшим в Гражданскую войну кузеном художником Ильей Эренбургом, об их пересечениях и спорах в России и во Франции. Герои других работ этой части — знаменитые русские литераторы: поэты (от В. Брюсова до Б. Слуцкого), прозаик Е. Замятин, ученый-славист Р. Якобсон, критик и диссидент А. Синявский — с ними Илью Эренбурга связывало дружеское общение в разные времена. Третья часть — о жизни Эренбурга в странах любимой им Европы, о его путешествиях и дружбе с европейскими писателями, поэтами, художниками…Все сюжеты книги рассматриваются в контексте политической и литературной жизни России и мира 1910–1960-х годов, основаны на многолетних разысканиях в государственных и частных архивах и вводят в научный оборот большой свод новых документов.

Борис Фрезинский , Борис Яковлевич Фрезинский

Биографии и Мемуары / История / Литературоведение / Политика / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза