Викторианки

«Могу сказать тебе как на духу: мне тяжело дается быть гувернанткой. Я одна сознаю, как претит эта служба всей моей природе, моему миропониманию. Не подумай только, что я себя за это не корю, что я с собой не борюсь. Труднее всего мне даются вещи, которые тебе покажутся, должно быть, вполне банальными. Более всего не переношу я грубой фамильярности детей. Терпеть не могу обращаться к прислуге или к хозяйке дома, когда мне чего-то не хватает. Мне проще переносить тяготы, чем обращаться с просьбами эти тяготы устранить. Как же я глупа, и ничего не могу с собой поделать!»

Больше же всего Шарлотта, как и Энн, как и Эмили, страдает от семейной болезни – тоски по дому:

«Здесь мне лучше, чем у Сиджвиков. Я стараюсь изо всех сил держать себя в узде, но один Бог знает, чего мне это стоит… Тоска по дому изводит меня всякий день. Мистер Уайт мне очень нравится, да и с миссис Уайт мы изо всех сил стараемся найти общий язык. Мои нынешние подопечные – не такие бесенята, как младшие Сиджвики, но бывает, и с ними мне приходится нелегко…»

Нелегко, надо признать, приходится и Уайтам с Шарлоттой, ее хозяева делают все от себя зависящее, чтобы гувернантка в их доме прижилась, хвалят ее, «стараются найти с ней общий язык» (фраза, оптимизма не внушающая), потакают ей, приглашают Патрика приехать к ним в Аппервуд погостить, – но у них ничего не получается. Шарлотте-гувернантке не хватает самого главного – любви к детям, к чужим, во всяком случае, отчего эта профессия ей, по ее же собственным словам, противопоказана. Если этого чувства нет, объясняет она Эмили, жизнь домашнего учителя будет тяжкой и бессмысленной борьбой от начала до конца. Гувернантка может зарабатывать совсем неплохо (зарабатывает же Энн почти вдвое больше, чем Шарлотта), но счастливой «в людях» она не будет никогда.

И все же Шарлотта еще какое-то время продолжает тянуть лямку, да и Уайты не хотят с ней расставаться. На решительные действия у нее из-за ее повышенного чувства долга, любви к родным, ответственности перед ними нет моральных сил. То ли дело Мэри Тейлор: подруга Шарлотты заявила, что ни за что не пойдет ни в гувернантки, ни в учительницы, ни в модистки, ни в служанки. В Англии, Мэри нисколько не сомневается, хорошей работы ей не найти, а потому она собирается куда подальше – в Новую Зеландию. «За три моря» Мэри и в самом деле уедет – только гораздо позже. Пока же она решила ограничиться Европой, собирается в Бельгию, в Германию, чем необычайно увлекла Шарлотту, у нее, как и у ее героини Джейн Эйр, перемены заложены в натуре и никак не реализованы:

«Просыпалась жажда обладать зрением, которое… достигло бы большого мира: городов и дальних краев, кипящих жизнью».

Она, как и Джейн, мечтает «приобрести побольше опыта, встречаться с близкими по духу людьми, расширить круг своих знакомств, а не ограничиваться обществом тех, с кем судьба свела меня здесь».

Некоторое время назад Шарлотта вместе с Энн затеяли было открыть собственную школу – мисс Вулер готова оказать посильную помощь, предоставить помещение, и совсем недорого. А почему бы для начала не поехать, скажем, в Брюссель и поучиться там? Набраться опыта, овладеть французским – такой опыт, такие знания в любом ведь случае пригодятся. А собственная школа никуда не убежит.

И Шарлотта, не откладывая заграничные планы в долгий ящик, в сентябре того же 1841 года посылает запасливой тетушке Брэнуэлл письмо следующего содержания:

«Во Францию или в Париж я ехать не хочу. Я бы скорее поехала в Брюссель, в Бельгию. Дорога обойдется нам недорого, самое большее в пять фунтов, жизнь в Брюсселе вдвое дешевле, чем в Англии, а образование, по крайней мере, не хуже, чем в любой другой европейской стране. Не пройдет и полугода, как я бегло заговорю по-французски, подучу итальянский и, может даже, займусь немецким. Если, конечно, здоровье не подведет.

Быть может, папа сочтет этот план безумным и амбициозным – но ведь без амбиций никому еще не удавалось преуспеть в этом мире, правда? Он и сам в свое время повел себя ничуть не менее амбициозно, когда приехал из Ирландии в Кембридж. Я хочу, чтобы мы все поехали в Европу. Я знаю, мы талантливы, и пришло время этими талантам раскрыться. Очень рассчитываю, тетушка, что Вы нам поможете. И коль скоро Вы дадите согласие, Вам не придется раскаяться в своей доброте».