Викторианки

A dreadful darkness closes in
On my bewildered mind
Oh let me suffer and not sin
Be tortured Yet resigned[46]

.

К весне Энн лучше не стало, но она загорелась идеей отправиться на море – морской воздух ведь показан при воспалении легких. И в конце мая 1849 года Эллен Насси и Шарлотта – она до последнего дня уговаривала сестру не ехать – выезжают с Энн в Скарборо, где она не раз бывала с Робинсонами. Шарлотта оказалась права, вскоре после приезда на морской курорт Энн в очередной раз стало плохо и, успев сказать Шарлотте, которая помогала ей сойти с лестницы: «Мужайся, Шарлотта, мужайся!», потеряла сознание и спустя несколько часов умерла. Умерла «веря в Бога, – как писала 4 июня Уильяму Смиту Уильямсу Шарлотта, – благодарная за то, что Он избавил ее от страданий, не сомневаясь ни минуты, что впереди ее ждет лучшая жизнь».

И была уже спустя два дня похоронена в приходской церкви Святой Марии, в Скарборо, так что Патрику никак было не успеть на похороны младшей дочери. Ему оставалось лишь молиться за упокой ее души, в то время как ее тело опускали в землю в семидесяти милях от Ховорта.

«Самое тяжкое испытание начинается с наступлением вечера, – пишет Шарлотта Эллен Насси по возвращении домой. – В это время мы обычно собирались в столовой, разговаривали… А теперь я сижу здесь одна. И вынуждена молчать».

Молчать и писать.

17

Но после трех смертей за девять месяцев ей не писалось – по крайней мере, регулярно, изо дня в день, так, как бы хотелось.

«Она рассказывала мне, – пишет Элизабет Гаскелл, – что далеко не каждый день могла писать. Иногда проходили недели, даже месяцы, прежде чем она могла что-нибудь добавить к написанному. Но наступало утро, и она просыпалась, ощущая то, что должна была сказать. По ее словам, она видела продолжение своей книги. Оставалось лишь найти время для того, чтобы сесть и написать соответствующие сцены и вытекающие из них мысли».

Как бы то ни было, «Шерли» продвигается, лето 1849 года уходит на то, чтобы дописать и переделать написанное в конце предыдущего года и в начале нынешнего, когда Энн была еще жива. Написанное и уже отправленное Смиту Уильямсу и Джорджу Смиту с убедительной просьбой не скрывать от нее, если роман не нравится.

«Буду благодарна за самую нелицеприятную критику, – пишет она 4 февраля 1849 года в издательство. – Будьте же чистосердечны. Если вам кажется, что эта книга обещает быть менее интересной, чем „Джейн Эйр“, – так и скажите, буду трудиться дальше».

В течение месяца от издателей нет никаких вестей – плохой знак, однако в марте приходит обнадеживающий ответ: роман понравился. Понравился, за вычетом, во-первых, неубедительных мужских персонажей и, во-вторых, – первой главы, где викарии предстают не в самом благоприятном свете. Насчет мужских персонажей Шарлотта спорить не стала:

«Когда я пишу о женщинах, я больше в себе уверена».

А вот относительно первой главы, как и в случае с «Джейн Эйр», с издателями не согласилась:

«Викарии и их повадки списаны с жизни. Говорите, что хотите, джентльмены, но Истина выше, чем Искусство. „Песни“ Бернса лучше, чем эпические романы Бульвера. Грубые, язвительные очерки Теккерея предпочтительнее тысяч тщательно выписанных картин. Пусть я невежественна, но позволю себе придерживаться этой точки зрения».

Уже потом в самом романе читаем:

«Обратите внимание, всякий раз, когда пишешь чистую правду, ее всегда почему-то называют ложью».

Сказано красиво, парадоксально, но как же тогда быть с готическими несообразностями в «Джейн Эйр», о которых уже шла речь?

В самом конце августа роман готов; может быть (и даже скорее всего), он не лучше «Джейн Эйр», но уж точно совсем на него не похож. Повествование ведется не от первого, а от третьего лица. Действие романа отнесено во времена Наполеоновских войн и луддитских мятежей. Приемы готического романа уже не просматриваются:

«Если я все же снова начну писать, – пишет Шарлотта Льюису в январе 1848 года, – то в новой книге не будет того, что вы называете мелодрамой».

Обращает на себя внимание «Шерли» и широкой общественной панорамой, чего не было ни в «Учителе», ни в «Джейн Эйр». Автор и персонажи высказываются на такие актуальные (скорее для сороковых годов, чем для десятых) темы, как женский вопрос (надзиратель на фабрике Мура Джо Скотт убежден: политические и общественные конфликты – не женское дело), рабочий вопрос (разрушение луддитами фабрики Мура), детский вопрос. Безработица, филантропия. Социальные конфликты, к которым, кстати сказать, у Шарлотты вслед за ее отцом отношение всегда было резко отрицательное.

«Конвульсивные революции тянут мир назад во всем, что только есть в нем доброго, – пишет она мисс Вулер годом раньше, 31 марта 1848 года. – Они останавливают ход цивилизации, заставляют всплыть на поверхность подонков общества… Молю Бога, чтобы Англию миновали судороги и припадки безумия, бушующие на континенте…»