Виктория

В дверь постучали. Она испуганно посмотрела на Жака, он увидел, как ей страшно.

- Ты ждешь кого-нибудь?

Вместо ответа Гретта бросилась открывать. Первой вошла в комнату Катарина. В руке у нее была бытылка пива. Шедшие следом Фридрих и Альберт, держали по две бутылки.

- Как вам удается блуждать по гостям в комендантский час? - всплеснула руками хозяйка и, сама не своя, показала ладонью на Жака, - вы знакомы?

- А он что тут делает?

- А он тут женихается, - фыркнула Катарина, став еще больше походить на взрослую свиноматку, - Проходите, чего встали.

Парни почему-то сочувственно посмотрели на Жака, взгромоздились на стулья, поставив их спинками к столу.

- А мы смотрим, у тебя свет горит, - громыхала Катарина, - Сидели у меня в каморке. Парни в увольнении, соскучились по женскому телу.

- Катарина, мне-то что? - Гретта довольно радушно улыбалась немцам.

Жаку было непонятно, откуда они взялись, зачем они пришли к ней после столь долгого перерыва, и он уже стал догадываться, что никакого перерыва и не было. Очевидно, компания собиралась у Катарины, пока Жак смотрел на темные окна Гретты по ночам.

- Можно тебя на кухню, Жак?

Они вошли не в кухню, а в спальню. Гретта затянула его туда, схватив за манжет. Спальня была тесная с огромной кроватью и стоящим к ней почти вплотную шифонером.

- Я клянусь, Жак!

- Ты могла их не впускать!

- Да ладно тебе, посидят и уйдут. Не дергайся.

- Ты иногда бываешь очень грубой.

- Я буду еще грубее, если ты нарушишь мои планы, - Жак ужаснулся ее взгляду, в нем было что-то волчье, она смотрела мимо него, - Мне нужно, чтобы они были здесь. Ты меня понял, мальчик?

Он проникся неясным пониманием: здесь была какая-то тайна, какой-то замысел. Это дало ему и облегчение, и тревогу. Что она там задумала? Что она собралась сделать?

- Гретта, господин Смейтс, вы идете? - Катарина прошла в спальню, не заметив двери, - Ребята ревнуют. Особенно Альберт, малышка!

- Катарина, вам кто-нибудь говорил, что вы животное?..

- Сегодня на завтрак чай и молоко, выбирайте.

Мама поставила на стол тарелку с хлебом и масленку.

- У меня нет денег на продукты.

Хендрик опустил глаза. На его продолговатое, раньше времени ссохшееся лицо упала седая прядь со лба.

- Я могу сходить в муниципалитет, узнать про продовольственные талоны.

- Никогда. Я запрещаю кормиться из рук убийц, - Барбара впервые повысила голос на мужа, - Или найди работу, или я пойду в какую-нибудь контору, или ... или

- Я только узнаю.

Хендрик встал и направился в кабинет, но когда он вышел в коридор, в дверь позвонили. До гостинной донесся звук отпираемого замка, нарастающий топот не одной пары ног, сдавленный стон.

Барбара и дети рванулись к двери, но та распахнулась и перед ними выросла стена военных, за которыми они увидели отца. Хендрик стоял в неестественной позе, согнувшись и пытаясь обернуться к ним, руки его были заломлены за спину.

- Мадам, ваш муж арестован.

Кто это сказал? Барбара поискала глазами, вот этот, наверняка, этот, стоящий в середине, зацепившийся пальцем за собственный ремень. Что он сказал? Почему Хендрик не подойдет к ним? Не растолкает, не протиснется к жене, чтобы встать лицом к этому самодовольному жеребцу, и не выяснит, по какому праву...

- Мадам, вы меня слышите?

- В чем?

- Мама!

- Что в чем? - офицер посмотрел на нее, как смотрят на надоевшего неуча, простака, - Обвиняется в чем? Это, мадам, не ваше дело. Пройдите и сядьте с детьми на диван. Это ваши дети? Так вот и сядьте. Мы проведем обыск.

Солдат без особых команд обошел офицера и загородил балконную дверь, другой прошел в спальню родителей.

- Где кабинет Хендрика Смейтса?

- Найдете.

Жак и Элиза последний раз посмотрели на отца, который уже с лестничной клетки кричал им что-то.

Отца поместили в тюрьму при гестапо. Предположения Барбары не оправдались. Не излишняя болтовня в таверне, не ерничание в доках послужили причиной ареста. В полдень она ходила к жене бывшего главного инженера судо-ремонтных цехов, та тоже осталась одна. Ее мужа, как и Хендрика Смейтса, забрали только за то, что он мог сделать, а не за то, что он уже сделал. А они, бывшая администрация Антверпенских судоремонтных цехов, могли проводить диверсии в своих бывших владениях. Кроме того, после освобождения их с должности из канцелярии цехов исчезла вся документация. Свидания с мужьями им не дали, передачи с едой и вещами приняли безоговорочно.

Жак понимал, что он стал спасением семьи. Да-да, единственной опорой. И холодным потом обдавало его при мысли, что мать и сестра будут делать без него: ведь сегодня, когда мама с Элизабет ушла на поиски отца, он ходил к полковнику Блюму, просил его отменить подготовку отслылки в Германию, говорил, что подал заявление сгоряча, но тот качал головой, безразлично отвечал, что этот процесс необратим.

- Вы остались без отца. Вам нужно обеспечивать родных. Вы сможете посылать больше денег из Германии, чем зарабатываете теперь. О, вы станете очень богатым человеком, немцы умеют ценить хорошую работу! Вы нужны вермахту и теперь ваше желание мало что значит. Главное, вы заявили о себе.